Юрий Ясько - Загадка Скалистого плато

— Я хотел предложить то же самое, но вы спешили…

— Мысли умных людей совпадают, — нарочито высокопарно произнесла Елена. И вдруг выпалила: — Я вас огорчу, если скажу, что познакомилась со своей будущей свекровью?

— С мамой Бориса? — тихо спросил Игорь Иванович.

— Самое смешное, Туриев пока не знает, что его мама — моя будущая свекровь, а я — знаю. Мне цыганка нагадала: второй раз выйду замуж за следователя по особо важным делам.

— Что с вами, Елена Владимировна? Такой странный разговор…

Елена помолчала.

— Спокойной ночи, Игорь Иванович. Завтра у нас тяжелый день — защита проекта.

И что это на нее нашло в самом деле? Болтала какую-то чепуху по телефону. Что подумает Васин? Старая набитая дура? Ха! Если двадцать девять — старость, то что такое сорок пять Васиных?.. А тогда, на вечере актера Тхапсаева, она и вправду обратила внимание на молодого экспансивного, напористого человека. Потом увидела его по телевидению. Туриев рассказывал о своей работе умно и страстно. Говорят, телевизионный экран раскрывает сущность человека, обнажает его фальшивые черты. Так вот, в Борисе фальши не было…

Однажды она уже обожглась, вспоминать нелегко, не надо.

Мама была против ее замужества. Отец молчал, а мать сказала однажды:

— Валерий почему-то всегда прячет свой взгляд. В старину говорили, что это — признак дурного характера и скрытности.

— В старину многое говорили, мамочка. — Валерий — человек с большой перспективой, и он любит меня.

— С перспективой… Слово-то какое. Так ты за него выходишь или за перспективу? — Мать горько усмехнулась.

— Не лови меня на слове. Валерий мне дорог. Мы с ним знакомы давно.

— Человека влюбленного трудно переубедить. Что ж, выходи.

Разошлись они еще до рождения Олежки.

Первая размолвка началась с того, что Валерий сказал:

— Надо идти на работу в райком. С положением партийного работника мне не будет стоить труда защитить диссертацию. Пусть попробуют прокатить.

— Ты это всерьез? Райком — не проходной двор.

— Силин уже рекомендовал меня. Кандидатура пройдет.

— Короче говоря, пользуясь служебным положением, хочешь протолкнуть работу, которая выеденного яйца не стоит?

— Ха! Ты была о ней другого мнения.

— Пока знала о ней только с твоих слов. Но когда прочитала…

— И что? А разве отец не сделал для тебя карьеру? Кто, скажи мне, из тех, что окончили с тобой университет, стал ведущим специалистом в таком институте, как институт минерального сырья? Не будь Лосева, — не видела бы ты этой должности.

— Папа как раз был против. Он настаивал, чтобы его дочь работала полевым геологом. Это ты мне посоветовал уйти в институт. И я вернусь в поле, когда моему ребенку исполнится два года.

— Было бы сказано…

После того злополучного вечера и закрутилось колесо семейных неурядиц, Валерий устроился на работу в райком, через четыре месяца защитил диссертацию. Вот тут и проявился его характер…

Небо на востоке серело: скоро рассвет. Почему, почему не спится? Почему в голову лезут всякие мысли, от которых нет покоя? Надо немедленно заказать Москву, поговорить с мамой, станет легче — это она твердо знала.

Дроздова вышла в коридор, попросила дежурную по этажу заказать разговор с Москвой.

Дежурная хмуро посмотрела на нее, зевнула и набрала «07».

Продиктовав номер в Москве, она, продолжая хмуриться, медленно проговорила:

— Обещают дать в течение часа. У вас в номере есть телефон, ждите там.

Человек так уж устроен, что торопит время. А каждая прошедшая минута — безвозвратно ушедшая частица жизни. Прошлого не вернешь, не окунешься в него физически. Жить воспоминаниями — слишком большая роскошь, хотя избавиться от них, отречься невозможно. Особенно часто приходят воспоминания, которые связаны с отцом.

Профессор Лосев дочь не баловал. Уже с седьмого класса брал ее с собой в поле. Однажды, тогда она была в девятом, во время одного из маршрутов Лена увлеклась описанием интересного обнажения. Отец ушел в сторону от тропы, стал подниматься по крутому склону сопки и вскоре исчез из поля зрения. Описав обнажения, девочка отправилась в путь. Она шла, ориентируясь по зарубкам, оставленным отцом на стволах лиственниц. Поначалу идти было легко, но через несколько сот метров зарубки исчезли. Лена растерялась: куда идти? Почему нет зарубок? Не случилось ли что-нибудь с отцом? Она стала громко звать отца, но в ответ — приглушенное эхо. Ей стало страшно. Ничего нет более угнетающего, чем молчание тайги.