Энцо Руссо - Мафия изнутри. Исповедь мафиозо

Никто этого не ожидал. Весь следующий день и половину ночи я жил в предчувствии, что снова повторится то, что произошло в Корлеоне за пять лет до того: постепенно перебьют всю Семью и не будет никакой возможности защититься. И мне останется либо надеть деревянный бушлат, либо опять куда-то бежать. Однако уже было известно, кто стрелял в Диану и что, когда придет время, этому человеку придется заплатить по счету. Но тогда я этого не знал. Не знал я также и того, как в сложившемся положении мне себя вести. Без Дианы я вновь был чужаком. Если за это время он не успел поговорить обо мне с теми, кто стоял над ним, мне не оставалось ничего другого, как спокойно вернуться к исходной точке — опять отправиться к гостинице «Солнце».

Как-то вечером, сидя в баре, я увидел вошедшего мужчину лет сорока. К тому времени я уже излечился от привычки стоять, засунув руки в карманы, и глазеть, как играют в бильярд. Даже обдумывая свои дела, я всегда следил за неожиданно появляющимися рядом людьми, опасался останавливавшихся поблизости от меня машин, никогда два вечера кряду не ходил по одной и той же темной улице. В общем, использовал свои глаза на все сто процентов.

Увидев его, бармен сразу же повел головой в мою сторону, и незнакомец уверенно направился прямо ко мне.

— Это ты — Джованни?

Я без всякого опасения ответил, что да, это я. Я сразу смекнул, откуда он, хотя раньше никогда его не видел. Не хочу раскрывать его подлинного имени, потому что сейчас он, как это сам называл, «закован в кандалы» (то есть сидит в тюрьме), и мне не хотелось бы еще больше осложнять его положение. Я буду звать его Козентино.

— Так вот, парень, слушай меня внимательно, — сказал Козентино. И в двух словах объяснил мне, что я должен сделать, где могу его найти, как должен себя вести и все такое прочее. Требовались солдаты, а я мог стать доблестным бойцом. Времечко, когда я ходил за справками в муниципалитет и выполнял поручения на стройплощадках, кончилось.

Однако он стал расспрашивать, есть ли у меня родственники карабинеры, в финансовой гвардии, в муниципальной полиции. Это означало, что даже если человеку полностью доверяют, но у него семья с гнильцой, то никогда нельзя поручиться за то, что может произойти. Потом он меня предостерег от смертного греха спутаться с женой, сестрой или дочерью кого-нибудь из «друзей». Трахнуть жену человека — это все равно что в него выстрелить, а стреляют только во врагов или посторонних. А в того, кто один из нас, одно с нами целое, — никогда.

Он спросил, умею ли я держать данное слово.

— Если не умеешь сдержать свое слово, это еще не беда — каждый волен выбирать: быть ему человеком или пульчинеллой. Но если не умеешь, то не должен его давать. Горе тебе, если обманешь. Или не давай слова, или сдержи.

Это была главная заповедь, которую обязан соблюдать человек чести. Козентино знал, что все это уже прочно запечатлено у меня в голове. Но все равно должен был повторить, поскольку я не давал клятвы. Впоследствии я не раз присутствовал при церемонии клятвы. Дело всегда шло о новичках, горевших энтузиазмом. Даже самые крутые «пиччотти» не могли скрыть волнения. Еще бы! В комнате почти совсем темно, звучат страшные слова, вроде тех, что произносят священники на великий пост, у присутствующих свирепые рожи. Но клятва — это не обещание, как полагали «пиччотти», которые ее приносили. Я это понял, потому что был постарше их и хорошо знал нравы этих людей. Это угроза. Сидящие вокруг стола не говорят: поклянись в верности навеки. Они говорят: если не будешь верен, ты умрешь.

Во всяком случае, весь наш разговор занял десять минут. Я был доволен, но он решил меня предостеречь.

— Не забывай, что ты здесь чужой. Знаешь, что это означает?

— Знаю.

— Мы тебе верим, — сказал Козентино, однако я понимал, что это доверие мне еще нужно заслужить и я должен думать об этом каждый божий день, как только проснусь, еще до того как выпью кофе.

Но в тот момент я был очень доволен и спокоен. Наконец-то я вновь почувствовал под ногами твердую почву и избавился от страха. Однако я оказался наивным: самое худшее еще ждало меня впереди. 30-го числа того же месяца натворили страшную глупость в Чакулли. «Еще одна “джульетта” приказала долго жить», — сказал мне знакомый парень, которого я иногда встречал в баре.

Тогда власти, которые до того дня занимались своими делами, решили, что пора показать, что у них есть зубы. Поскольку все кричали о кровавых бойнях и газеты стенали и требовали возмездия, то они начали хватать людей днем, и я, как идиот, угодил в лапы полиции, когда спокойно сидел в своем баре. Цятнадцать человек запихали в тесный фургон — и всех прямиком в квестуру [35] Городское полицейское управление. — Прим. перев. для установления личности и допроса.