Антон Леонтьев - Восьмой смертный грех

Четверть часа спустя, одетый в светлый костюм, благоухающий одеколоном из последней коллекции Жана-Поля Готье, я предстал перед господами из полиции. Я специально водрузил на нос темные очки, чтобы полностью соответствовать роли великого Кирилла Терца – всегда подтянутого, сексапильного и улыбающегося.

Представителями полиции оказались в основном дамы. Было видно, что я – важный для них свидетель. Применив кое-какие примитивные трюки, я сумел расположить к себе леди, которые сначала держались, как следовательницы из КГБ.

– Мистер Терц, – сказала одна из них, когда я задал вопрос о том, что же все-таки случилось. – Это пока держится в тайне, хотя через день станет наверняка добычей журналистов, но… Но вы оказались правы, более того, похоже, именно вы были единственным свидетелем похищения дочери Денизы Ровиго.

– У Денизы украли дочь! – воскликнул я. Новость поразила меня, как шаровая молния. Денизу, эту очаровательную пустышку, которая, если приложит определенные усилия, скоро станет «суперстар» в Голливуде, я знал по нескольким французским фильмам. Точно, у нее есть дочурка, маленькая копия ее самой…

– Да, ее дочь, трехлетняя Тереза Ровиго, похищена вчера вечером, – сказала полицейская дама. – Это просто ужасно! Госпожа Ровиго сейчас переживает нервный срыв, но бонна девочки, которую похитители усыпили и связали, детально описала нам, во что была одета малышка. Та туфелька, которую вы показали… Она принадлежит Терезе!

– Значит, я действительно видел, как эти нелюди украли ребенка, – сказал я в потрясении. Я никогда не испытывал особо нежных чувств к детям. Своих детей я практически не видел, и они давно уже перестали быть таковыми в узком понимании слова. Дети кричат, пищат, требуют времени, денег и не дают как следует развлечься. Однако в последнее время я вдруг стал ощущать потребность взглянуть на своих внуков, по причине же напряженных отношений с моими дочерьми и сыном это вряд ли произойдет.

– Да, мистер Терц, – подтвердила полицейская. – Поэтому вы становитесь ключевым свидетелем. Мы понимаем, сэр, что вы – звезда мировой величины, однако вынуждены просить вас в ближайшие дни не покидать Бертран. С вами побеседует наше начальство, инспектор Нуазье.

– К вашим и его услугам, – галантно заверил я дам-полицейских. – И прошу вас: найдите малышку как можно скорее!

Детей, может быть, я не любил, но я ненавидел тех, кто причиняет им зло. А в том, что похитители хотели причинить трехлетней Терезе зло, я не сомневался. Для чего она им? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать, кто стоит за похищением. Я уверен: эти трое (а также четвертый, который уехал на пикапе, в котором они прибыли к заброшенным складам) на самом деле только исполнители. Где-то же есть и заказчик преступления. Кто он? Взбесившийся отец девочки, который решил таким радикальным образом отобрать ее у матери? Мафиози, который желает заработать несколько миллионов, похитив дочь кинозвезды? Или…

Я предпочитал не думать о том, кто еще хотел бы заполучить в свою полную власть беззащитного ребенка. О чем сейчас только не говорят и не пишут: каннибалы, растлители малолетних, мерзавцы, промышляющие трансплантацией органов, современные работорговцы, и несть числа этим монстрам.

Так я и оказался лицом к лицу с инспектором криминальной полиции Нуазье, полнощеким усачом, который не отказался от моего предложения выпить чаю, насыпал себе сразу четыре полные ложки сахара и вцепился в блюдо с печеньями. И этот неповоротливый сладкоежка является шефом полиции в крошечном княжестве?

Но уже спустя несколько минут я понял, что Нуазье вовсе не такой простачок, каким старается подать себя. Ах, я вспомнил, откуда мне знакомо его имя: именно он вел расследование таинственной гибели в волнах моря кузины Великой княгини Клементины. Но так как Клементина и сама вскоре после этого стала жертвой взрыва, то расследование, насколько я знал, в итоге заглохло.

– Мистер Терц, – плел свою паутину инспектор, опустошая тарелку со сладкими печеньями. – Разрешите задать вам нетактичный вопрос: что вы делали в столь поздний час около заброшенных складских помещений?

– Я… Я… Я…

Что, пустобрех, боишься сказать этому усатому полицейскому правду? Трусишь признаться в истинном намерении, которое привело тебя в то отдаленное место?

– Я прогуливался, – наконец выдавил я. Нуазье как-то слишком быстро отвел взгляд и отхлебнул из чашки. Не поверил! Еще бы, этот кот играет со мной, как с мышью. Нет, с крысой, со старой, больной и угрюмой крысой с облезшим хвостом и седой шерстью. Или он думает, что я каким-то образом причастен к похищению девочки?