Минутные стрелки на подсвеченных циферблатах и цифры на жидкокристаллических дисплеях электронных часов приближались к трем часам. Ровно в три часа они начнут действовать - все и одновременно, по заранее продуманному, промерянному и просчитанному плану. Каждый на своем месте - как маленькие шестеренки большого и сложного механизма - провернутся, раскрутят друг друга, передадут инерцию движения дальше...
Кто-то даст сигнал, кто-то прикроет тылы, встав на перекрестках улиц и у ворот тюрьмы, кто-то встретит "гостя", передаст ему одежду, деньги и новые на новое имя документы и переправит дальше, до условной точки, где того будут ждать другие, обеспечивающие проход через свой участок люди. Кто-то, похожий на гостя и одетый примерно в такую же, как он, одежду в нужное время мелькнет возле тюрьмы и, специально привлекая к себе внимание и выманивая погоню на себя, уведет полицейских в сторону. В сторону от "гостя". Кто-то, если это понадобится, перегородит улицу грузовиком, создавая искусственную пробку. И при самой крайней необходимости примет бой, останавливая и отвлекая полицейскую облаву и давая возможность беглецу уйти как можно дальше. А кто-то уже не в Париже, уже далеко от него будет ждать "гостя" на снятой на полгода вилле, чтобы, в случае неудачи, принять его и поместить в специально оборудованный, с двумя выходами, бункер, где можно отсидеться день, или два, или месяц, пока все не успокоится. Но, скорее всего, "гость" к нему не попадет, потому что будет доставлен в Испанию, а из Испании, на туристическом автобусе, в Португалию, где сядет на круизный теплоход, на котором, в сопровождении полудюжины телохранителей и охранников, отправится на один из курортных островов. Откуда, не увидев ни одной достопримечательности, не успев даже позагорать, Прямым рейсом будет отправлен в Соединенные Штаты Америки. А там...
И весь этот механизм придет в движение не сейчас, а чуть позже, через несколько минут, когда секундная стрелка перепрыгнет через цифру двенадцать...
ГЛАВА 73
Пробуждение было неожиданным и необычным. Кто-то толкнул Иванова в бок. И толкнул еще раз.
Вначале он подумал, что это жена... Но тут же сообразил, что это не могла быть жена и не мог быть никто другой. Потому что он был не дома, не у любовницы и не в командировке в гостинице, а был во Франции в тюрьме. И был в одиночной камере. Один был!.. И, значит, толкнуть его никто не мог... Некому было толкать!
Иванов испугался и замер, делая вид, что все еще спит.
Но его толкнули снова, на этот раз толкнули сильнее, и он вынужден был проснуться и открыть глаза.
Перед ним стоял человек в форме надзирателя. Со знакомым лицом. Кажется, он его несколько раз видел, когда его выводили на прогулку.
Надзиратель стоял над ним и прижимал палец к губам, призывая к молчанию. Но Иванов и так молчал, потому что у него от страха перехватило горло.
- Я тв-ои дру-уг, - сказал вызубренную по-русски фразу надзиратель. Не... кри-чи... Иванов судорожно закивал.
- На... бе-ри... чи-тай, - сказал еще одну русскую фразу надзиратель.
И протянул Иванову какой-то лист бумаги.
- О-де-нь-ся. Я при-ду че-рез пять ми-нут, - сказал надзиратель, несколько раз показав на раскрытую пятерню. И ушел, бесшумно закрыв за собой дверь.
На листе бумаги был набранный на русском языке текст. Письмо начиналось с обращения.
"Здравствуй, друг! Мы обещали тебе помочь. Сегодня мы тебе поможем. Доверься человеку, который дал тебе письмо. Делай так, как он тебе будет говорить".
Далее шел рисунок какой-то петли, объяснения, что с ней делать, и наилучшие пожелания:
"Все будет хорошо. Мы ждем встречи с тобой".
И постскриптум.
"Пожалуйста, уничтожь это письмо".
И больше ничего - ни имени, ни подписи, ни обратного адреса.
Иванов, ничего не понимая, оделся. И стать ждать.
Через пять минут, которые показались ему часом, дверь открылась снова. Это вернулся надзиратель. Он быстро подошел к Иванову и оглядел его.
Арестант был одет и стоял, держа в руках письмо.
- Нет, нет, - покачал головой надзиратель. - Его надо уничтожить, показал пальцем на письмо. Но Иванов не понимал.
- Уни-ч-то-жить! - повторил по складам надзиратель.
И снова показал на бумагу.
А-а! - понял Иванов. И решил разорвать лист.
- Нет, - опять остановил его надзиратель. - Ам-ам, - зажевал, открывая сильно рот. - Уни-ч-то-жить!
- Съесть что ли? - удивился Иванов, показывая на свой рот.
- Да, да, - обрадованно закивал надзиратель. Иван Иванович смял бумагу и засунул ее в рот. Бумага была безвкусная и сухая.
Читать дальше