Антон Леонтьев - Святой нимб и терновый венец

Мой брат говорил о себе в третьем лице, видимо, привыкая к Majestaetis Pluralis, форме обращения папы римского к миру, которая была в ходу еще недавно: понтифик, как и светские государи, не заявлял: «Я принял решение», а оповещал во множественном числе: «Мы приняли решение». Еще Иоанн Павел I, папа тридцати трех дней, а затем и Иоанн Павел II, папа двадцати семи лет, отменили этот изживший себя обычай, однако Антонио, как я смотрю, не отказался бы возродить его. Но такая возможность появится у него в одном-единственном случае: если он станет папой.

– Они уже грызутся между собой, соблюдая на людях рамки приличия, – промолвил с пренебрежением Антонио, имея в виду своих собратьев-кардиналов. – Никто, конечно же, не заявляет во всеуслышание: «Хочу стать папой, голосуйте за меня!» Хотя не понимаю, почему бы нам не модернизировать выборы и не предоставить каждому возможность провести небольшую предвыборную кампанию.

Однако у Антонио далеко идущие планы... Как-то он обмолвился, что если станет папой, то подвергнет систему католической церкви небывалым изменениям. Но сейчас Антонио презентовал себя в качестве блюстителя традиций, не перебарщивая тем не менее с консервативными воззрениями. Кардинал, желающий стать папой, должен соблюдать «золотую середину», не быть ни либералом, ни ретроградом, а еще лучше вообще молчать по важным вопросам, как это делал на первой сессии Второго Ватиканского собора монсеньор Джованни Батиста Монтини. О том, что папа Иоанн XXIII смертельно болен и долго не протянет, было хорошо известно (он отказался пойти на операцию по удалению опухоли желудка, предпочтя готовиться к Вселенскому собору и не желая, чтобы его преждевременная смерть на операционном столе положила конец этим планам), и кардинал Монтини решил не высказываться по насущным вопросам, блюдя молчание, за что был наречен папой «Гамлетом». А спустя всего несколько месяцев, после кончины добрейшего Иоанна, «Гамлет» стал его преемником – Павлом Шестым. Игра в молчанку принесла плоды.

– Я говорил с твоим лечащим врачом, – продолжил брат. – Он, упрямец, не желает выписывать тебя, но ты должен проявить силу воли, Фелиппе! За три дня, что имеются в твоем распоряжении, можно многое узнать. Плёгер все еще обладает большой группой сторонников, но ему почти восемьдесят, а церкви в эти дни невзгод требуется более молодой и энергичный пастырь. Да и газеты пишут, что именно Плёгер возглавляет «Перст Божий», что тоже не прибавляет ему шансов на избрание.

– Ты же знаешь, что «Перста Божьего» не существует, – сказал я.

Антонио отмахнулся от моего замечания:

– Существует или нет, какая разница? По крайней мере, Плёгер выбывает из игры, и одним конкурентом становится меньше. Но остается еще несколько других папабилей...

Я понял: Антонио желает, чтобы я приложил все усилия для избрания его папой. Но какой прок от меня, обыкновенного священника из далекой страны, который даже не имеет кардинальского сана и, соответственно, может присутствовать (и то благодаря приглашению Антонио) на конклаве в качестве наблюдателя, не обладая правом голоса?

– Фелиппе, они бы не попытались убить тебя, если бы не чувствовали опасность, – заявил мой брат. – Значит, ты приблизился к разгадке убийства Адриана. Прошу тебя, приложи все усилия и найди преступника до начала конклава! Ты же знаешь, что я умею быть благодарным, брат мой!

Я про себя усмехнулся. Да неужто? Насколько мне было известно, благодарность была для Антонио одним из смертных грехов.

– Ты не только станешь личным секретарем нового папы, но я возведу тебя в епископы, – пообещал Антонио. – А со временем и в кардиналы. Подумай хорошенько, Фелиппе!

Излишним было объяснять Антонио, что я не стремился получить епископский перстень или кардинальский берет: он все равно этого не поймет. А между тем меня вполне устраивал сан обыкновенного священника и мой провинциальный приход в Коста-Бьянке.

– Вижу, что ты принимаешь предложение, – произнес Антонио, по своему разумению истолковывая мое молчание, и нетерпеливо взглянул на часы. – Мне пора, через полчаса начнется генеральная конгрегация, а после я встречаюсь с несколькими зарубежными кардиналами: им требуется объяснить сложившуюся ситуацию и дать наставления.

То есть заручиться их поддержкой и склонить к тому, чтобы на конклаве они голосовали за Антонио, перевел я для себя. Мой брат был хитрецом! Мне не хотелось его разочаровывать, поэтому я не сказал ему, что пока не имею ни малейшего понятия, кто стоит за всеми преступлениями.