Эмиль Габорио - Рабы Парижа

По знаку Сабины слуга распахнул дверь как раз в ту самую комнату, где накануне доктор Ортебиз вел беседу с ее матерью.

Девушка вошла туда первой, вовсе не заботясь о том, что придет в голову слугам. Она предложила барону сесть и, преодолевая сильное волнение, начала:

— Моя просьба, барон, лучше всего доказывает то глубокое уважение и доверие, которое я к вам испытываю.

На лице барона не дрогнул ни один мускул, хотя подобное вступление могло заронить в его голову любые предположения.

— Как друг нашего дома, — продолжала она, — вы легко должны были заметить, что я в собственном доме, при живых родителях, тем не менее подобна сироте…

Стыд за то, что ей приходилось жаловаться чужому человеку, буквально душил ее и она, скомкав конец фразы, которую так тщательно обдумывала, почти скороговоркой окончила:

— Я умоляю вас взять назад слово относительно ваших намерений по поводу меня.

Эта просьба была для барона настолько неожиданной, что, невзирая на все свое умение держать себя в руках, он никак не смог скрыть своего удивления и горечи.

— Сударыня, — начал было он.

Но Сабина живо прервала его:

— Я прошу вас об этом, как о громадной и великодушной услуге, в ваших руках — возможность избавить меня от горя и неприятностей, тем более, что с вашей стороны это небольшая жертва, мы ведь не настолько знаем друг друга, чтобы я в ваших глазах заслужила что-нибудь больше равнодушия…

Лицо барона, однако, выражало совсем иные чувства.

— В последнем вы ошибаетесь, графиня, если вы думаете, что в моем возрасте я способен жениться без серьезного чувства, внушенного вашими достоинствами.

Сабина хотела что-то сказать, но барон продолжал:

— Мне не известно, чем я мог заслужить ваш отказ, но уверяю, что это такой удар, от которого нелегко оправиться.

Искренность, с которой все это было высказано, глубоко тронула Сабину.

— Поверьте, что мое состояние еще тяжелее вашего, вы ничем не заслужили отказа, и я была бы рада стать вашей женой, если бы…

— Если бы?… — повторил он, ожидая продолжения.

Сабина опустила глаза, чтобы скрыть смущение, и тихо произнесла:

— Если бы мое сердце и рука не были обещаны другому.

Услыхав эту новость, барон многозначительно хмыкнул.

Сабина была возмущена подобной реакцией собеседника. Куда девалось ее смущение!

— Да, милостивый государь, — заговорила она твердо,— сердце мое избрало другого, избрало свободно, без согласия моих родителей, и этот другой заключает в себе весь мир для меня, так же, как и я для него!

Барон молчал.

А она горячо продолжала:

— Мне безразлично, что вы — чистокровный аристократ, а он стоит в самом низу этой лестницы, но этот человек, во-первых, необыкновенно талантлив, во-вторых, сам победил все свои беды и трудности, выпавшие на его долю в детстве и юности. Для того, чтобы добиться известности, он работает подчас как простой ремесленник, так что, если когда-нибудь вам придется пожать ему руку, то вы почувствуете мозоли на ней. А общественное мнение не волнует меня, потому что я люблю его!

Выговорив последнее слово, она умолкла.

Бледная, взволнованная, с пылающими глазами, она была сейчас удивительно хороша.

Барон слушал ее невозмутимый и холодный. На самом деле в нем клокотала страсть, соединенная с ревностью. Он давно любил Сабину. Да, он аристократ, богач… С какой радостью он поменялся бы всем этим с избранником Сабины!

Любой другой на его месте назвал бы все это романтической чепухой, но он понимал ее.

В наше время поголовных интрижек и замужеств, в которых нотариус представляет всю поэзию брака, барон Брюле увидел женщину, способную на истинное чувство.

Эту женщину он уже считал почти своей, но она ускользала от него.

И он решил испить свою горькую чашу до дна.

— Где же вы видитесь с ним?

— Мы встречаемся иногда на улице, во время моих прогулок, но иногда я захожу к нему, — просто отвечала она.

— Приходите к нему?!

— Да, я нанесла ему пятнадцать визитов, за которые он сделал мой портрет. Мне кажется, что я могу посещать человека, которого я люблю, и не краснея заявить об этом любому.

Барон сконфуженно умолк.

— Теперь, когда вы знаете то, что я не решилась доверить даже матери, я спрашиваю вас, в какой степени я могу рассчитывать на вашу помощь?

Если бы барон узнал о Сабине что-либо подобное со стороны, он мог бы бороться с соперником, но когда она сама прибегла к его помощи… У него не оставалось путей к отступлению.