Эмиль Габорио - Рабы Парижа

В другом настроении Андре, вероятно, посмеялся бы над этим ребячеством. Но сейчас он слишком спешил и рад был бы поскорее отделаться от назойливого юнца.

Ему повезло. Из дома вышел лакей и доложил:

— Господин художник, хозяин увидел вас из окна кабинета и желает говорить с вами.

— Сию минуту, — поспешно отозвался Андре и прибавил, обращаясь к Гастону:

— Желаю вам успеха.

Молодой Ганделю остановил скульптора.

— Вы идете к отцу, — прошептал он. — Попросите его за меня. Он уважает вас. Скажите, что я доведен до полного отчаяния и намекните на возможность самоубийства. Это его испугает. Если он выпустит Зору и заплатит мой долг Вермине, то я готов сделать для него все, что угодно…

Избавившись, наконец, от Гастона, Андре вошел в кабинет господина Ганделю.

Если Ганделю-сын больше изображал отчаяние, чем испытывал его в действительности, то у отца оно было неподдельным.

Подрядчик сидел в кресле с совершенно убитым видом.

Увидев скульптора, он встал.

— Благословляю то дело, которое привело вас сюда, — сказал он. — Вы очень нужны мне!

— Это очень печальное дело, — ответил Андре, опустив голову.

— Что с вами, мой друг? — спросил Ганделю.

— Мне угрожает страшная опасность.

Подрядчик побагровел от возмущения.

— Господи Иисусе! — вскричал он. — Что делает с нами судьба! И куда смотрит Провидение? Неужели уделом всех умных и честных людей вечно будут только пытки, слезы и унижения? Неужели будут вечно торжествовать и наслаждаться жизнью одни лишь подлецы? Почему только им доступно счастье?…

Немного успокоившись, господин Ганделю сказал:

— Андре, чем я могу вам помочь?

— Я пришел к вам с большой просьбой.

— Спасибо, что обратились ко мне. Значит, вы считаете меня своим другом.

— Да, господин Ганделю.

— Дружба такого благородного человека, как вы, примиряет меня с Провидением. Говорите, в чем дело.

Андре рассказал старику простую и трогательную историю своей любви, затем подробно описал нынешнее положение дел.

— Что я могу для вас сделать? — спросил Ганделю.

— Позвольте мне передать руководство строительством кому-нибудь другому. Я буду участвовать в распределении работ и делать вид, что продолжаю ими заведовать. На самом же деле я буду выполнять обязанности простого художника. Это даст мне больше свободного времени для достижения моей цели и некоторые средства к существованию.

— Только и всего?

— Для меня это очень много.

— Делайте со стройкой, что хотите, — сказал старик. — В вашем распоряжении и я сам, и все мое имущество. Если бы вы были моим сыном!

Господин Ганделю достал платок и вытер набежавшие слезы.

Затем он подошел к окованному железом сундуку, открыл его, вынул толстую пачку банкнот и вложил их в руку Андре.

— Борьба, которую вы начинаете, потребует много денег. Возьмите, здесь двадцать тысяч франков. Вы вернете их, когда вам будет угодно.

— Благодарю вас, — пробормотал скульптор, — но…

— Берите, — перебил Ганделю. — И дайте мне возможность тоже обратиться к вам с просьбой. Для этого я и пригласил вас сюда. Садитесь…

Андре спрятал деньги в карман и сел, ожидая продолжения.

Вернувшись в свое кресло, господин Ганделю закрыл лицо руками и долго молчал.

— Дорогой друг, — заговорил он наконец прерывающимся от волнения голосом, — вам известна причина моего горя…

— Да.

Андре не сомневался, что речь пойдет о Гастоне.

— Мой презренный шалопай…

— Он повзрослеет и исправится. Самый большой его недостаток — молодость.

Ганделю опустил руки и посмотрел Андре в глаза.

— Сын мой стар, — произнес несчастный отец. — Стар, как все пороки… Я несколько лет терпел его безобразия, но больше не могу. Он угрожает мне самоубийством? Этого я не боюсь: мальчишка чересчур малодушен… Но мое честное имя он опозорит! И я не знаю, как этого избежать…

Андре вздрогнул.

Он вспомнил о подделанных Гастоном подписях на векселях.

— Я всегда был слишком мягок к нему. Стать строгим?

Поздно. Теперь это ничего не изменит… Стало быть, остается лишь одно: в очередной раз уступить ему. Бездельник влюблен до безумия в очень подозрительную женщину. Ее зовут Роза. Я лишил ее свободы…

Старик глубоко вздохнул.

— Придется вернуть ему эту женщину и уплатить все его долги. Это — малодушие, я знаю. Но, не уважая сына, я все же люблю его… Все еще надеюсь, сам не зная, на что… Может быть, в этой Розе есть что-то хорошее и она повлияет на него? Но кто побудит ее к этому? Кому мой сын признается во всех своих долгах? Друг мой, я могу рассчитывать только на вас.