Наталья Андреева - Я стану тобой

– Кибу.

– Как?

– Дмитрия Кибу.

– Так, значит, Эрик был врачом из психиатрической больницы? Боже мой! – всплеснула руками Машенька. – Хотя… Почему врач не может быть Эриком? Что мешает врачу вступить в переписку по Интернету с красивой девушкой? Он ведь тоже человек.

– Совершенно верно, – внимательно посмотрел на нее Тычковский. – Хорошая мысль. Верная. Врач – это не пугало в белом халате. На работе он врач, а приходя домой, становится обычным человеком. И ничто человеческое ему не чуждо, в том числе и знакомство с хорошенькими девушками.

– Но я-то подумала, что он и есть сбежавший из психиатрической лечебницы маньяк, и пошла его об этом спросить.

– Спросить у человека, не маньяк ли он? Остроумно.

– Я помню, как вышла в сени. – Машенька передернула плечами. – Было холодно. Я подошла к двери в чулан и увидела, что она приоткрыта. Было темно, и я подумала: надо бы включить свет. Помню, как я позвала его: Эрик…

Машенька вдруг замолчала.

– И что было дальше?

– Я ясно помню, как щелкнула выключателем. А потом… Потом ничего не помню.

– Этого не может быть.

– Может! Вы разве никогда не теряли время?

– Терять время? Это как?

– Это когда вы помните себя в одном месте, а очнувшись, вдруг оказываетесь в другом. Иногда в двух шагах, а иногда и в ста метрах. По-разному. И на часах уже, допустим, не пять минут первого, а десять. Или даже половина второго. Я помню себя у двери в чулан, потом у двери в горенку, когда я отодвинула щеколду, выпуская вас.

– Зачем ты это сделала?

– Не знаю. Хотела, чтобы вы ушли.

– Врешь. А вот я, кажется, догадываюсь, зачем. Ты хотела, чтобы в убийстве заподозрили меня. Понятно, что, освободившись, я первым делом пойду в чулан, потому что там находится мой заклятый враг. Вчера мы подрались у тебя на глазах. Ты была уверена, что я туда пойду, поэтому и отодвинула щеколду.

– И ведь ты пошел? – Машенька смотрела на него в упор. Это был вполне осмысленный взгляд, умный, взрослый, хитрый. И цепкий.

– Допустим.

– Зачем ты нас мучаешь? Лиду, меня, Леву, Кита. Зачем тебе непременно надо кого-то засадить за решетку? Это что, такое извращение? Месть всем, кто остается на свободе? Пусть их будет хоть на одного, но меньше. Думаешь, я не понимаю, чем все это закончится? Я обречена. Ты меня либо убьешь, либо засадишь в тюрьму за убийство. Сейчас ты пытаешься внушить мне, что это я убила Эрика, или как там его? Кит только взломал дверь, а после «сеанса гипноза» кинулся решать свои проблемы. Я встретилась со своим бывшим возлюбленным, мы вспомнили прошлое, он признался, что никогда меня не любил, просто хотел соблазнить, что он вообще не Эрик и давно женат. И я его… От досады. Ведь я же психопатка.

– Я не этого от тебя добиваюсь. Ты ошиблась.

– Ты хочешь, чтобы я просто покаялась?

– Я хочу, чтобы ты все осознала. А не пряталась за идею фикс «сломанные ногти», которые тебе непременно надо привести в порядок. Ты должна осознать, что происходит. Перестать играть в маленькую девочку, а стать тем, кто ты есть на самом деле. Только что у тебя это блестяще получилось. Если ты будешь продолжать в том же духе, то мы скоро дойдем до цели.

– Еще чаю? – Машенька встала.

– Да, пожалуй.

Тычковский замер, прислушиваясь. Машенька совершила незаметный маневр к стоящей у печи кочерге.

– Тебе в ту же чашку? – невинно спросила она. – Я хотела сказать, что заварки много. Не обязательно использовать пакетик второй раз.

– Что ты сказала? – рассеянно спросил Тычковский, глядя в окно.

– Я про заварку. – Машенька не отрываясь смотрела на его затылок.

– Да, лучше новый.

Тычковский, не отводя взгляда от окна, потянулся к коробке с пакетированным чаем, стоящей на другом конце стола. Машенька, закусив губу, схватила кочергу и быстро, неслышно, почти как кошка, сделала несколько шагов по направлению к столу. Она ничего не видела и не слышала, все ее мысли были только об одном: один шанс. У нее только один шанс.

– Насчет твоей подруги, – сказал Тычковский, опускаясь обратно на стул. – Ты ее сейчас…

«Господи, помоги!» – мысленно взмолилась Машенька и, собрав в кулак волю и все свои силы вложив в удар, размахнулась и обрушила на его голову кочергу. Он пошатнулся на стуле, обернулся и посмотрел на нее с удивлением.

Тогда она зажмурилась, чтобы не видеть его растерянного и беспомощного взгляда, и ударила еще раз. Раздался неприятный звук, то ли хруст, то ли треск, брызнула кровь. Машенька отпрыгнула и закричала, а он наконец упал. Она подскочила и ударила в третий раз, для верности, уже по лежачему, потом замерла с поднятой кочергой. Он не двигался. Так она стояла какое-то время, прислушиваясь, потом отбросила кочергу и кинулась за занавеску с криком: