Марио Пьюзо - Сицилиец

— Во всяком случае, в горах куда интереснее жить, — сказал Пишотта с ухмылкой.

Но мать Гильяно не отступалась. Они видели, что она в панике, в ее горящих глазах гнездился страх. В отчаянии она сказала:

— Не становись разбойником, не грабь бедных — они и без того страдают. Не бегай от закона. Пусть Венера скажет тебе, какую жизнь вел ее муж.

Венера подняла голову и посмотрела прямо на Гильяно. Его поразила чувственность в ее лице, словно она пыталась вызвать его страсть. Глаза у нее были дерзкие и с вызовом смотрели на него. До этой минуты она была для него просто взрослой женщиной: теперь же он почувствовал, что его тянет к ней.

Она заговорила хриплым от волнения голосом.

— В этих самых горах, куда ты хочешь уйти, — сказала она, — мой муж жил как затравленный зверь. В вечном страхе. Всегда. Он не мог есть. Не мог спать. Когда мы лежали в постели, он вскакивал от малейшего шума. На полу возле кровати всегда лежало оружие. Но это ему не помогло. Заболела наша дочка, и он решил навестить ее, а они его ждали. Они знали, что у него доброе сердце. И пристрелили на улице, как собаку. Они стояли над ним и смеялись мне в лицо. — Она помолчала и добавила: — Я схоронила его, а через неделю схоронила и девочку. Говорили, это было воспаление легких. Но я-то знаю, что сердце у нее не выдержало. Больше всего я помню, как ходила к нему в горы. Ему всегда было холодно и голодно, а иногда он болел. Он все бы отдал, чтобы снова стать честным крестьянином. Но худо то, что сердце у него ожесточилось, стало как оливковая косточка. Он перестал быть человеком, да будет земля ему пухом. Так что, дорогой Тури, не надо быть таким гордым. Мы поможем тебе в твоей беде, только не будь таким, каким стал мой муж перед смертью.

Все молчали. Отец Гильяно пробормотал, что не возражает расстаться с хозяйством — хоть сможет высыпаться по утрам. Гектор Адонис, насупясь, уставился на скатерть. Никто не произнес ни слова.

Молчание нарушил быстрый стук в дверь — сигнал одного из наблюдателей. Пишотта вышел к нему. Вернувшись, он знаком велел Гильяно взять оружие.

— В казармах карабинеров зажгли свет, — сказал он. — А там, где виа Белла выходит на городскую площадь, поставили полицейский фургон. Готовится налет на этот дом. — И, помолчав, добавил: — Надо быстро прощаться.

Всех поразило спокойствие, с каким Тури Гильяно готовился к бегству. Мать кинулась в его объятия, а он, обнимая ее, другой рукой уже взял куртку. Попрощался с остальными и через минуту уже был готов — в куртке и с ружьем на плече. С улыбкой оглядев всех, он сказал Пишотте:

— Ты можешь остаться и нагнать меня в горах потом или же можешь пойти со мной.

Пишотта молча подошел к задней двери и открыл ее. Гильяно обнял мать в последний раз, она горячо поцеловала его и сказала:

— Спрячься, ничего не делай сгоряча. Дай нам помочь тебе. Но он уже выскользнул из ее рук.

Пишотта шел впереди через поля по направлению к горам.

Гильяно резко свистнул — Пишотта остановился и подождал Тури. Дорога в горы была свободна: наблюдатели сообщили, что полицейских патрулей тут нет. Через четыре часа они будут в безопасном гроте Бьянка. Только очень смелые или глупые люди стали бы преследовать их в темноте.

— Аспану, — спросил Гильяно, — сколько карабинеров в гарнизоне?

— Двенадцать, — сказал Пишотта. — И еще фельдфебель. Гильяно засмеялся.

— Тринадцать — несчастливое число. Почему же мы удираем, когда их так мало? — Он помолчал немного и затем сказал: — Следуй за мной.

Тури пошел назад через поле с таким расчетом, чтобы войти в Монтелепре ближе к центру. Они пересекли виа Белла и стали наблюдать за домом Гильяно из безопасного темного, узкого переулка. Они ждали, притаившись в тени.

Через пять минут раздался грохот джипа по виа Белла. В него набилось шесть карабинеров во главе с самим фельдфебелем. Двое из них тут же двинулись по боковой улочке, чтобы заблокировать задний выход. Фельдфебель же и трое солдат подошли к двери и забарабанили. Одновременно подъехал небольшой крытый грузовичок и остановился позади джипа, из него выскочили еще двое карабинеров с винтовками наготове, чтобы держать на мушке улицу.

Все это Тури Гильяно наблюдал с интересом. Полицейский налет был основан на предположении, что их противник не сможет организовать контратаку, что единственный для него выход — бежать от превосходящих сил. В это мгновение Тури Гильяно пришел к главному для себя выводу: всегда начинать контратаку, когда за тобой охотятся, независимо от того, насколько превосходит тебя противник, или даже чем больше превосходит, тем лучше.