Марио Пьюзо - Сицилиец

Невесту и ее родителей доставили в горы на ослах накануне ночью. Они расположились в комнатах замка, где люди Гильяно навели порядок и поставили бамбуковые кровати с соломенными матрацами. Гильяно больно кольнула мысль о том, что его родителей не будет на свадьбе, но карабинеры из отряда специального назначения полковника Луки неусыпно следили за ними.

На свадьбу были приглашены лишь Аспану Пишотта, Стефан Андолини, Пассатемпо, капрал Сильвестро и Терранова. Юстина сменила дорожную одежду на белое платье, которое принесло ей такой успех в Палермо. Она улыбнулась Гильяно, и его ослепила эта сияющая улыбка. Когда короткая церемония венчания была окончена, все вышли на поляну перед замком, где уже был накрыт стол, — там стояло вино, холодное мясо и хлеб. Выпили тост за жениха и невесту и наспех поели. Аббату и родителям предстоял долгий и опасный путь домой. В любой момент мог нагрянуть патруль карабинеров, и только людям, стоявшим на страже, придется вступить с ними в бой. Аббат хотел немедленно отправиться в путь, но Гильяно задержал его.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сегодня для меня сделали, — сказал он. — Через некоторое время после свадьбы я хочу совершить один милосердный поступок. Но мне нужна ваша помощь.

Несколько минут они о чем-то тихо беседовали, и аббат кинул в знак согласия.

Юстина обняла на прощание родителей; мать ее плакала и с мольбой смотрела на Гильяно. Но Юстина что-то шепнула ей на ухо, и пожилая женщина рассмеялась. Они обнялись еще раз, и родители сели на ослов.

Свою брачную ночь молодые провели в хозяйской спальне замка. В комнате ничего не было, кроме огромного матраца, который Гильяно велел притащить сюда на осле; матрац покрыли шелковыми простынями, поверх них лежало пуховое одеяло и подушки, купленные в лучшем магазине Палермо. Рядом была ванная комната, не уступавшая по размерам спальне, с мраморной ванной и большой раковиной. Разумеется, о водопроводе не могло быть и речи, и Гильяно, чтобы наполнить ванну, пришлось самому таскать воду из ручья, что, сверкая, бежал под стенами замка. Он приготовил такие духи и туалетные принадлежности, каких Юстина никогда в жизни не видела.

…Гладя ее по волосам, он вспоминал, как в тот знаменательный день впервые увидел в Палермо, что она — женщина. До чего же она тогда была хороша. Он прочел наизусть несколько стихотворений, которые посвятил ей, когда бродил в горах, мечтая о ней…

Юстина рассказала, что влюбилась в него в тот день, когда принесла записку от брата, и как она страдала, когда он не узнал в ней девочку, которой много лет назад дал денег. Тогда ей было одиннадцать лет — с тех пор она любила его и молилась за него каждый вечер.

Слушая ее, Гильяно был невыразимо счастлив. Так, значит, она любила его, думала и мечтала о нем, пока он был один здесь, в горах. Он все гладил и гладил ее по волосам; она поймала его руку и задержала в своей — сухой и горячей.

— А ты удивилась, когда отец сказал, что я хочу на тебе жениться? — спросил он.

Она улыбнулась хитро и торжествующе.

— Нет, после того как ты уставился на меня в Палермо, — сказала она. — С того дня я ждала тебя…

Проснулась она уже почти в полдень и обнаружила, что мраморная ванна и ведра около умывальника наполнены прохладной водой. Тури нигде не было видно. На минуту ей стало страшно одной; потом она залезла в ванну и вымылась. Затем вытерлась жесткой коричневой простыней и надушилась. Окончив утренний туалет, она надела свой дорожный костюм — коричневое платье и белую кофту на пуговицах. На ногах были удобные уличные туфли.

За окном палило майское сицилийское солнце, но горный ветерок веял прохладой. Гильяно уже приготовил завтрак и ждал ее: на складном столике стояла горка поджаренного хлеба, холодная ветчина и фрукты; рядом горел костер. Молоко из металлического бидона, завернутого в листья, было налито в кружки.

Поблизости никого не было, и Юстина бросилась в объятия Тури и крепко его поцеловала. Поблагодарив за завтрак, она пожурила его, почему ее не разбудил: она бы все сама сделала. Где это видано в Сицилии, чтобы муж готовил еду!

Они ели, устроившись на солнце. Вокруг стояли полуразрушенные стены замка, охраняя их покой, их зачарованность друг другом; прямо над ними возвышались развалины норманнской башни со шпилем, украшенным мозаикой из ярких разноцветных камней. Сквозь красивые порталы, вырубленные из каменных глыб, видна была арка алтаря в часовне.