- Ты всегда такова? - спросил он ее вечером.
- Я хочу ребенка.
Леночка все это передала потом Павликовой. И та ей сказала:
- Думаешь, если бесится в постели, значит, сразу и ребеночек будет? Надо при всем том любить. Это же главное.
- Я любила Шугова.
- А сейчас не любишь?
- Но по сравнению с ним Шугов в этом мальчик!
- А ты когда-нибудь с Шуговым так делала, как с этим пьяным старикашкой?
- А ты со своим делаешь? Шугов же - муж!
- Дурочка! Когда мой приезжает с заставы, приезжает усталый, пыльный, потный, я веду его к большому корыту... Я обмою каждый его пальчик. Ты думаешь, только дети любят ласку? Я... Ах, что я делаю в любви к нему, мне стыдно и говорить! И он млеет... Я веду его в своем халатике... И красота моя, и красота моей любви к нему кричит, как жаворонок в небе. Я задыхаюсь в чувстве уважения к его такой замечательной профессии. Я знаю, что он нужен и мне, и другим, такой мной любимый. Я люблю его за всех. За тех, кто ему верит. Я люблю его за детей. Я люблю его - как женщина...
- А я сама соскучилась по ласкам. И этот старик ласкал меня столько, сколько Шугов не ласкал за все годы совместной со мной жизни...
Лена была не точна. Шугов был для нее всем. И мужем. И мужчиной. И отцом. И ребенком. Шугов любил ее, но он был нетерпим к ее необдуманным шагам. Ей казалось, ничего нет проще вести себя с мужчиной открыто, как с равным, не стыдясь. И выходило так: иные женщины в гарнизонах говорили о ней нелестно: мол, сама лезет на приключения. Тогда Шугов, когда происходило это, делал ей замечания. Они ссорились, даже несколько раз доходило у них из-за этого до развода.
Но то, что произошло один раз с генералом, почему-то не повторилось в другой раз, когда генерал прислал за ней машину и ввел снова в свой дом. Она решила, что он - метеор. Почему она так придумала? От случившегося.
В третий раз она ему шутя высказала:
- Ты как всякое атмосферное явление. Как метеор. Как дождь, как снег, радуга, зарница, мираж. Произвел первый эффект и исчез, иссяк.
- Ты, Лена, цинична. Еще тогда, в первый раз, я это понял.
- Я просто нерастраченная женщина.
- А я теряю голову только при новизне.
- Я видела в твоей ванной новое женское белье.
- Это не установленная очередь. Хотя... У нас, Лена, есть феномены. Они часто меняют женщин. У нас это может быть легко.
- У вас? В учреждении?
- Да, у нас.
- Ты из госбезопасности?
- Давно бы могла догадаться, раз я возглавил такую комиссию. Откуда же я могу быть?
- Неужели ты думаешь, что женщины в страхе так охотно идут с вами на связь?
- А что бы ты сделала, Лена, если бы тебя - да в каталажку?
- Надо найти за что? У меня чисты предки. И чиста я.
- У тебя с некоторых пор нечист муж, Лена. И я думаю, что ты, приходя сюда, ни на минуту об этом не забываешь. Ты и старалась так потому... Сознайся, боишься за своего Шугова?
Генерал детально ей впервые рассказал, что случилось в учебном заведении, где учится ее муж. Это чрезвычайное происшествие! И генерал уверен: не все еще поняли на курсе всю трагичность своей дальнейшей судьбы.
- Что? И Павел в их числе? - Она притворилась.
- Я думаю, карьера его на этом кончилась.
- Почему ты так говоришь? - вдруг вспыхнула. - А я? Разве ты не потянул меня в постель для того, чтобы сделать моему мужу исключение?
- Нет, - жестко сказал генерал. - Я уже объяснял тебе... Объясню еще раз. - Глаза у него позеленели, стали непроницаемы, бесчеловечны. - Я потянул тебя... Прихоть! Я перед тобой упал к тому же в обморок!
- Теперь ты спокоен, когда я рядом?
- Теперь я метеор. Может, это и верно. Я сгораю. И буду сгорать, лишь приближаясь к тебе! - Взгляд его бы ненежен, сух, бесцветен.
- Кому же нужны такие старики! - свистнула она по-мужски. - Чудеса! Мальчик!
Шел високосный год. И все свои невезения Шугов сваливал на него. Ему действительно не везло по службе. Каждодневно что-то случалось. То занизили явно оценку, то придрались на дежурстве, то заставили написать рапорт, когда он патрулировал в городе, и гражданские стали отнимать у него задержанного солдата, твердя, что тот ничего плохого не сделал. Взбунтовалась толпа. И, выходит, он, Шугов, ее спровоцировал, хотя вину на себя он взять не мог: задержал солдата законно, не грубил, вел себя тактично, согласно уставу.
Его стали обходить по службе. Иногда ему казалось: он не нужен в группе. Все в ней чувствовали себя неуютно после того, как каждого вызывали и просили написать рапорт по делу исчезновения листиков из Устава. "Может, я мнительный?" - спрашивал он Лену после того, как они, вся группа, вернулись на зимние квартиры.
Читать дальше