Владимиp Югов - Одиночество волка

- Ах, Мыкыта, Мыкыта! И не соромно? При чужой людыни? Скучив? До чертиков скучив?

Оказалось, это старший брат Никиты - Гриша. Он незло подтрунивал.

Уже перед уходом обернулся Корней Лохов к Волову:

- Ну, да смотри, - сказал. - Можно и так. По-всякому можно.

10

К вечеру второго дня тот же ненец принес еще новое письмо от Местечкина.

"Не пойму я тебя, старик! - выговаривал Местечкин. - Зачем живем тут? Я бы мог и не писать, но совесть моя говорит мне. Как никак дороги начинали вместе. Хорошо, ладно! Ты _е_м_у_, директору, поверил, что пока в совхозе не надо никого? _Н_а_д_о_, ежели с _у_м_о_м_. С умом всегда надо и будет надо. Здесь, мой милый, жизнь иная, без философии. Быстрая, как на войне. Раз, два и в дамках. Здесь отдача нужна особая. Иначе пропадешь и никто тебя не поймет. Жизнь - не картинка. На Большой земле потом ходить станем в модных туфельках. А тут пока болотные сапоги, хорошая фуфайка и плащ - лучше толстый, как у сварщиков. Люди - братья, да! Но когда они понимают друг друга с полуслова и когда их не особенно много, они братья вдвойне. Машина кибернетическая позавидует. А близких _н_е_т_у_...

Эх, товарищ старшина! Баба, что ли, тебя смущает там? Неночка? Наташка Васькина? Да и тут их навалом. Есть тут зыряночка такая, мать-сестра Маша. И комнату у нее можно снять запросто, за какие-то рубли. И она, главное, будет рада, что мужик в доме. Муж ее бывший, татарин Рифатка, в ящик сыграл, одним словом - дуба врезал. А твое какое дело, если без всяких обязательств? Она меня о тебе расспрашивает, портрет твой рисует. С ней можно иметь дело! Бухгалтер... А тебе работа на каждом углу валяется, говорит! Не пыльная... Не пыли, старшина! Что говорил на политзанятиях - одно, а жизнь, повторяю, другое. Сейчас можно, к примеру, за прораба, - предлагает Маша-зыряночка. Есть у нас Орел тут такой. Он поехал к морю _к_о_с_т_о_ч_к_и _греть. Модные туфельки, плащик, рожа кирпича просит, незаконная любовница. А с виду - такой пришибленный, говорят, во рту каждое слово у директора ловит. Пользуется, брат, недостатками начальства. Не выносит их на обозрение, не кричит о них, как мы, идиоты, можем на каждом перекрестке орать, забывая, что все, как бумеранг, возвращается..."

В доме отвели Волову место - широкую комнату. Уже после второго письма и ухода лоховцев, тихо, крадучись, вошел Васька. Сверкнул глазами на Волова.

- Что, русский! Приехал, да? - захрипел. - Почему? Ждешь - отец правда тибе дом строил будет? Ничего тибе не будет! И мое это! Я побегу к прокурору! Нас, ненцев, в обиду никто не даст!

Волов оделся, молча покинул комнату. Жена Васьки Наташа расшивала малицу. Она не скрывала, что расшивает малицу ему в подарок. Вся зарделась, лицо поплыло красными пятнами. Вдруг она прислушалась, что-то крикнула по-ненецки. Васька нехотя отозвался уже с порога.

- Саша, Саша! - крикнула она. - Он что-то там взял у тебя.

Волов понял: взял швейцарские часы. Васька давно зарился на них. Подойдет, потрогает. Когда Волов уходил к стаду, просил: "Оставь, глядеть буду!".

Часов и в самом деле не оказалось.

На дворе Васька быстро садился на нарту. Олени помчались.

- Хе-хе-хе, русский! Возьми ее за твои часы! - кричал. - Один она, ты тоже один. Никого! Один тундра! Ге-ей!

Было тепло, натоплено. Одни остались! Платье обтягивает красивую маленькую грудь. Волов трясущимися руками надел лыжи. "Я за ним", побежал в тундру. И пока бежал все слышал: "Саша, Саша!"

Дня три прошло. Вернулся Васька, ходил как побитый. Часы Волова он кому-то по пьянке загнал. Алешка пригрозил: убью, если не выпутаешься! Моего дела нет, где возьмешь!

Васька опять исчез. Кто заплакала - мать. Сквозь слезы в сердцах сказала:

- Отберем у него Наташку. Тебе отдадим. - На Волова.

"Надо бежать! Надо бежать! - сам себе сказал Волов. - Иначе... Иначе все пропало..."

К здешней сплошной ночи уже привык. Это была плотная темь, бережно выложенная на бесконечные снега. Волов научился в них отыскивать хитрого песца, и стрелял без промаха. Прямо в маленький глаз попадал. Совсем необычный гость!

В стадо его брал поначалу Алеша. Быстро Волов освоился в могучей стихии оленьего царства. Гордо и независимо вели себя на просторе умные животные. Надо было укротить непокорных. И Волов, со своей громадной силой, на удивление внимательного присматривающегося к нему Хатанзея-старшего, делал это легко, запросто.

"Так наше ремесло постигнешь быстро. Алешка учиться будет пока. За сына станешь. Дом тебе построю. Большой, красивый дом".

Опять при Ваське.