— Не может этого быть! — похолодев, вскричал майор.
— Это только вам так кажется. Так вот, майор, проводите будапештскую операцию с учетом всего этого.
Наступила длинная, томительная пауза.
— На месте англичан, — опять заговорил Шалго, — я постарался бы выключить из игры вашего Доктора и выпустил бы на сцену своего человека. Курьер, которого вы посылаете в Будапешт, он-то по крайней мере знает Доктора в лицо?
— Нет.
— А как же он убедится в том, действительно ли он говорит с Доктором? Пароль и отзыв англичане могли узнать.
Рельнат начал как-то странно улыбаться.
— Признаю, — сказал он, — что мы совершили несколько ошибок. В ту ночь мне и самому показалось, что с Анной что-то неладно. Однако, Шалго, я тоже кое-что смыслю в нашем деле. И потому всю эту операцию решил провести так, чтобы Доктора не подвергать риску. А потому мой курьер явится не к Доктору, а совсем к другому человеку, который, кстати, Доктора знает в лицо. Он-то и отведет к нему моего курьера.
Шалго одобрительно кивнул и сказал, что теперь он спокоен. С этим он удалился.
Разумеется, майор и не подумал идти обедать. Тщательно обследовав квартиру, он сходил к капитану Дарре. Прослушал магнитофонную запись ночного разговора, оттуда же позвонил курьеру и попросил его немедленно явиться в контору Дюрфильгера. Час спустя курьер уже сидел перед ним.
Дождь давно перестал, выглянуло солнце. Ворвавшись в окно, его яркие лучи осветили черные, как вороново крыло, волосы собеседника Рельната.
— Имя? — начал опрос гостя Рельнат.
— Балаж Пете.
— Лет?
— Тридцать три.
Мужчина безупречно говорил по-французски.
— Когда бежали из Венгрии?
— Весной пятьдесят второго.
— Занятие?
— Без определенных занятий. До побега окончил три семестра Политехнического института.
— Родственники живы?
— Мать жива.
— Чем занимается?
— Учительница.
— Вы знаете, что не имеете права встречаться с нею?
— Знаю, господин майор.
— Откуда вам известно, что я майор?
— Слушал ваши лекции в разведшколе.
Рельнат кивнул.
— Которая у вас это ходка?
— Шестая, господин майор.
— Документы?
— Все готово — жду задания.
Рельнат, заложив руки за спину, прошел к окну, остановился, несколько секунд всматривался в лицо Пете, затем взглянул в окно на тихую улочку Моцарта и только после этого отошел от окна.
— Не страшно? — спросил он.
Курьер пожал плечами.
— Привык. Страшно, конечно, но я стараюсь не думать об этом.
Майор подошел к нему поближе. Ему определенно не нравилось безразличие Пете.
— Сейчас я вам задам еще один вопрос, но попрошу ответить на него не штампованными фразами.
— Постараюсь ответить откровенно, господин майор.
— Испытываете вы еще тоску по родине?
— Тоска по родине, господин майор, возрастает прямо пропорционально количеству лет, проведенных на чужбине.
— И вам ни разу не приходило в голову во время одной из ваших забросок на родину явиться с повинной к властям?
— Была у меня однажды такая мысль, господин майор.
— Почему же вы не явились?
— Потому что нет у меня уже больше выбора. — возразил Пете. — Шесть курьерских ходок за плечами.
— Вам сказали, в чем будет состоять ваше задание?
— Сказали, что нужно поехать в Венгрию. А перед этим явиться к вам, господин майор, получить инструкции.
— Все правильно. Тогда попрошу вас выслушать меня внимательно.
— Слушаю, господин майор.
Шалго был опытным разведчиком, много повидавшим на своем веку и привыкшим не удивляться всяким неожиданностям. Он хорошо ориентировался в происходящем, и у него по любому поводу было свое мнение, даже если он и не торопился высказать его вслух. Но сейчас Шалго был удивлен. Он никак не мог взять в толк, зачем понадобилось доктору Шавошу скрывать от него свое истинное имя.
Теперь Шавош — полковник Олдиес. Доктор ведет двойную жизнь. Странно. И как старательно подчеркнул он свой чин!
В камине ярко вспыхнули языки пламени. Шалго озяб, однако он не захотел сесть ближе к камину, хотя от его внимания не ускользнули ни приглашающий жест Шавоша, ни удобные, низкие кресла возле круглого столика. И только микрофона под столиком он не разглядел, хоть и знал, что он должен обязательно находиться где-то там. Поэтому, хотя Шалго и продрог, сесть он все равно предпочел у окна, в плетеное тростниковое кресло, и про себя подумал, как зло он посмеялся над Шавошем. И поделом ему — хотя бы за то, что доктор почитал его за дурака.
Читать дальше