Андраш Беркеши - Перстень с печаткой

— Потрясающе, — проговорил он. — Все данные совпадают. — Закрыв папку, он бросил ее на край стола. — В настоящее время это просто редкость!

— Мне хотелось бы знать, за что меня арестовали? Из моих документов вы можете видеть, что я инвалид войны. Я сражался на фронте. Недаром же я получил Железный крест. — Кальман подумал о наставлениях Шавоша. Помнить: документы у него отличные, никто и ничем не сможет доказать, что он не Пал Шуба.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — спросил майор невозмутимым тоном, с удовольствием посасывая конфетку.

Кальман чувствовал сейчас себя лучше — помогла инъекция.

— Я венгерский подданный, — решительным голосом сказал он. — И требую, чтобы меня передали венгерским властям.

Шликкен с радужным выражением лица прогуливался по комнате. — Больше вопросов у вас нет? — Кальман отрицательно мотнул головой. — А требований?

— Тоже нет.

— Право, мне это радостно слышать, — проговорил майор и отошел к окну. Как бы стоя перед зеркалом, он пригладил свои волосы. — Ну что ж, послушайте меня, друг мой, и заметьте себе следующее: здесь, в этом здании, заведен такой порядок, что я спрашиваю, а вы отвечаете. — Шликкен вытер пальцы носовым платком. — Если ваши ответы удовлетворительны, то вы, пожалуй, еще можете просить. — Он снова приблизился к Кальману. — Можете просить, мой дорогой друг, вежливо, деликатно просить, но не требовать. Понятно?

Кальман взглянул в глаза немцу.

— Извините, — смело сказал он, — но я до тех пор не стану отвечать на ваши вопросы, пока вы мне не скажете, в чем вы меня подозреваете.

— Из чего вы заключаете, что я вас в чем-то подозреваю?

— Вы меня арестовали.

Шликкен вернулся к письменному столу, взял сигарету и закурил.

— Пока мы вас арестовали только потому, что вы попытались убежать, когда вас попросили предъявить документы, и напали на одного моего сотрудника. Закурите?

Кальман ощупал свои карманы.

— У меня все отобрали.

— Пожалуйста. — И Шликкен протянул ему коробку с сигаретами. Кальман взял одну и поблагодарил. Майор подождал, пока он закурит, потом продолжал: — Что вам известно о Марианне Калди?

Кальман пустил кольцо дыма.

— Мне ничего о ней не известно. — Из этого вопроса Кальман понял, что Марианну не удалось схватить.

Шликкен развел руками.

— Этого не может быть. Вы вот уже несколько месяцев служите садовником на Вилле. Хоть что-то вы все-таки знаете о ней?

Кальман вскинул брови.

— Утром и после обеда она имела обыкновение гулять в саду.

— Великолепно! Итак, утром и после обеда. А не знаете ли вы случайно, имела ли она обыкновение есть, спать, купаться?

Кальман видел, что майор издевается над ним.

— У меня такое ощущение, что и спать и есть она тоже имела обыкновение. Пожалуй, и купаться тоже.

— Прекрасно, молодой человек. Меня просто трогает ваша осведомленность. Примите мое признание. — И Шликкен с такой силой ударил Кальмана по лицу, что тот без сознания свалился на пол. А Шликкен как ни в чем не бывало крикнул в дверь, чтобы принесли ведро воды. Через несколько минут в комнату вошел его шофер Курт. Он бесстрастно склонился над Кальманом и стал брызгать водой ему в лицо.

Когда Кальман пришел в себя, Курт хотел выйти из комнаты, но Шликкен кивком показал ему, чтобы он усадил Кальмана на стул. Шофер поднял его с пола и посадил. Голова Кальмана бессильно упала на грудь. Он вновь ощутил приступ тошноты.

Шликкен потер подбородок.

— Ну ладно. Первая партия отложена. Начнем вторую. В каких взаимоотношениях вы были с девушкой?

— Я служащий. Она давала мне указания, я их выполнял.

— Браво, это складный и толковый ответ. Ну, а если я так спрошу: какие между вами были отношения?

— Я опять же не могу сказать ничего другого. — Кальману придавало силы сознание, что Марианне удалось бежать.

Шликкен в задумчивости стал ходить по комнате.

— Посмотрите как следует на этот перстень, — проговорил майор. Кальман поднял голову. На ладони у Шликкена сверкал толстый перстень с печаткой. Кальман сразу узнал его. Это был перстень Хельмеци.

— Его вес сорок граммов. Им можно сильно ударить. Если я поверну эту золотую сирену — или Монику, как я ее называю, — вот таким образом, как сейчас, — видите, — то это значит, что я нервничаю, потому что ответ ваш не удовлетворил меня.

Кальману показалось, что такая напыщенная манера Шликкена не больше как поза, а в действительности он расчетливый и беспощадный человек. И снова он подумал о том, что ему нельзя бояться. Разумеется, очень легко сказать: «Не бойся!» А что ему делать, если он не сможет вытерпеть боль?