— Вполне возможно, — согласился я.
— За что ты его изувечил? — спросил Хилдинг.
— Здесь спрашиваю я. (Этому я научился у полицейских.) Откуда вход в погреб?
Хилдинг подозрительно посмотрел на меня.
— Из кухни. Дверь рядом с кладовой.
— Эрнст вышел черным ходом, — сказал я. — Вы ничего не слышали?
— Погреб большой и глубокий, — ответил Хилдинг.
Он снова взглянул на Эрнста. Я бы не сказал, что в его взгляде совсем не было злорадства.
— А ведь тебе может влететь, — заметил Хилдинг. — Ты его просто изувечил.
— Вы это уже говорили, — вспылил я. — Не болтайте чепуху. Лучше подумаем, как ему помочь!
— А за что ты его так отделал?
Я в двух словах рассказал, что случилось во дворе. Показал огромный желвак на шее и живописный кровоподтек на подбородке.
— Что делал этот негодяй в моем саду? — вдруг возмутился Хилдинг.
Я рассказал ему о том, что видел прошлой ночью, когда фары машины на миг осветили изгородь. И высказал мнение, что, очевидно, этому человеку что-то нужно от хозяина виллы.
— Кто бы это мог быть? — Хилдинг задумался.
— У меня есть на этот счет свои соображения, — ответил я. Этой фразе я тоже выучился у полицейских.
— Это Герман! — закричал Хилдинг. — Он думает, что я убил Марту. И хочет мне отомстить.
— Это его право, — возразил я.
Хилдинг принес аптечку и принялся хлопотать вокруг Эрнста Бруберга. Я сказал, что теперь он может угостить меня одной из тех толстых сигар, которыми так любит хвастаться. Взяв сигару, я сел наконец у телефона, хотя должен был это сделать гораздо раньше. Прошло минут двадцать-тридцать, и я, конечно, опоздал. Но почему не попытаться?
Я снял трубку и позвонил Эрику Бергрену, Йосте Петерсену и Герману Хофштедтеру. Услышав ответ, я сразу клал трубку на рычаг. Всех троих это порядком взбесило. И больше всех— Германа. Он кричал, ругался и проклинал бездельников, которые названивают ему среди ночи. Потом обозвал меня хулиганом. Поскольку он все равно никогда бы не узнал меня по голосу, я послал его к черту и бросил трубку. Теперь ничего больше не оставалось, как ждать утра.
ТУРИН
Она сидела в постели и терла глаза, прогоняя сон. У нее были по-утреннему розовые щеки, на плечи спадала грива белокурых волос. Я поднял шторы и настежь распахнул окно. Несколько секунд я стоял и смотрел на Эрика Густава Гейера, на Густавианум и кафедральный собор. Небо очистилось от облаков, стало морозно и сухо. Солнце висело прямо над университетской крышей и заливало комнату ярким светом. Казалось, будто оно специально целится своими лучами в этот дом. Потом я снова закрыл окно и наполовину опустил гардины, сел спиной к окну, чтобы солнце согревало мне затылок.
— Все-таки я здорово его отделал!
— Но он, похоже, поработал еще лучше,— заметила Ульрика.
— Меня ослепили эти проклятые фары!
Я осторожно потер кровоподтек на подбородке, но к желваку на шее прикоснуться не рискнул.
— По-моему, ты немного злорадствуешь?
— Не без этого, — хмыкнула Ульрика. — Тебя бы следовало почаще учить уму-разуму.
— Теперь я сам его научу, — пообещал я.
— Ты же сказал, что не видел, кто это, — заметила Ульрика.
— Не видел,— согласился я,— но знаю…
Она уже окончательно протерла красивые синие глаза и устремила их на меня.
— Так кто же?
Я промолчал. Увидев, что я не собираюсь отвечать, она с деланным безразличием спросила:
— А что ты вообще делал в саду?
— Ждал его, — ответил я. — Я видел его там в ночь с пятницы на субботу. И сразу понял, что он еще вернется. Вероятно, Марта ему сказала, что Хилдинг провожал ее до «Каролины». И он, наверное, испугался: а вдруг Марта сообщила Хилдингу, кто ждал ее в «Каролине».
Я достал сигарету и закурил.
— Проклятые фары!
— Но кто же это?
— Не спеши! Давай попробуем пошевелить мозгами. Сколько у нас кандидатов на роль убийцы?
Она задумалась. Я стряхнул пепел в пепельницу и уселся поудобнее.
— Пять,— наконец сказала Ульрика.— Хилдинг Улин, Герман Хофштедтер, Йоста Петерсен, Эрик Бергрен и Эрнст Бруберг.
— Начнем с того, что вычеркнем Эрнста. В тот вечер он провожал брата. Через пару минут после половины десятого находился возле инфекционной больницы. Значит, к Английскому парку он подошел не раньше, чем без четверти десять.
— Откуда у тебя эти сведения? — спросила Ульрика.
— Он сам сказал. Вряд ли он стал бы врать, когда речь идет об убийстве.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
Читать дальше