— Сколько времени вы изучали результаты конкурса? — спросил Харалд, возвращая нас к действительности.
Никто не мог ответить точно.
— По-моему, минут пятнадцать или что-то около того, — предположил я. — А потом мы начали обмениваться впечатлениями.
— Мнение Рамселиуса о моей работе, откровенно говоря, меня возмутило, — фыркнул Йоста.
Мы услышали, как кто-то радостно хмыкнул.
— Поскольку Манфред сидел рядом со мной, — продолжал Йоста, — и я считал, что в какой-то мере мы единомышленники, я хотел, чтобы он высказался по этому вопросу. Но он почти не слушал меня, отвечал коротко и уклончиво, а потом повернулся к Эрику Бергрену. Они пересели вон туда, — Йоста указал на другой конец стола, — и начали какой-то сугубо личный разговор. Тогда я пересел на место Манфреда и завел беседу с Германом.
— А теперь разберем все по пунктам, — сказал Харалд. — О чем говорил Лундберг с доцентом Бергреном?
Эрик сглотнул. Мертвую тишину нарушало только монотонное жужжание магнитофона.
— Манфред хотел поговорить о книге немецкого юриста Шауна «Долговое право», — сказал Эрик. — Он нашел в этой работе несколько положений, которые, как ему казалось, должны были меня заинтересовать. Речь шла о проблеме, которой я как раз сейчас занимаюсь. И Манфред предложил мне пересесть, чтобы нам никто не мешал разговаривать. Он считал, что перебрасываться словами через стол не очень удобно.
— Так, — сказал Харалд. — А вы взяли с собой кофейник?
— Конечно, — кивнул Эрик. — Я успел выпить всего одну чашку, и в кофейнике оставалось еще много кофе.
— Вы уже пили сейчас кофе? — спросил Харалд.
— Нет.
— Тогда выпейте одну чашку.
Эрик выпил кофе, встал, сунул под мышку лист бумаги, который заменял отпечатанные на машинке результаты конкурса, в правую руку взял кофейник, а в левую — чашку. Потом подошел к дальнему концу стола и сел напротив Марты.
— Я забыл сахар, — сказал он.
— К этому мы еще вернемся, — ответил Харалд. — А что взял с собой Лундберг?
Все молчали. Наконец тишину нарушил Хилдинг Улин. У него был чрезвычайно довольный вид.
— Должно быть, он взял с собой чашку, так как Эрик предложил ему потом налить еще кофе, — заметил Хилдинг.
— Да, вероятнее всего, так и было, — согласился Эрик. — Свой собственный кофейник он, кажется, оставил на старом месте.
Вальграв взял свою чашку в правую руку и сел рядом с Эриком, прямо напротив меня.
— А как стояли чашки по отношению друг к другу? — спросил Харалд.
Мы затаили дыхание. Вопрос был с подковыркой.
— Боюсь, этого я не помню, — ответил Эрик. — Нельзя же запомнить все детали.
— Согласен, — кивнул Харалд. — А вы не помните, кому налили кофе первому?
— Помню. Сначала я налил кофе себе и заметил, что в кофейнике еще остался. Тогда я спросил Манфреда, не хочет ли он еще чашку. Он поблагодарил меня, и я налил ему тоже.
— Вы предложили ему и сахар, и сливки?
— Эрнст дал ему сахар, — сказал Эрик, — а о сливках пусть расскажет Хилдинг.
— С удовольствием, — отозвался Хилдинг, который по-прежнему был настроен очень благодушно.— Вероятно, мы с Манфредом были единственные за этим столом, кто любит сливки. Манфред спросил, не осталось ли у меня немного сливок. В моем сливочнике еще были сливки, а его оказался пустым. Время было уже около часа, и мне пора было идти. Поэтому я отдал Манфреду свой сливочник и отправился в канцелярию. Но если вы действительно думаете, что я подсыпал в сливки яд, то вы ошибаетесь. Откуда мне было знать, что Манфред попросит у меня сливки? — Я не выдвигаю никаких обвинений,— заявил Харалд. — Даже сейчас, когда утверждаю, что если вы берете сливочник и, следовательно, держите над его горлышком руку, то нетрудно бросить что-нибудь в сливки. Это прекрасно могло произойти уже после того, как Лундберг попросил сливки. Но это, конечно, просто гипотеза.
Хилдинг Улин наклонил голову и посмотрел на свою правую руку.
— Я не фокусник, — заметил он холодно. — Теперь мне можно уйти?
— Пожалуйста, — кивнул Харалд. — Не думаю, что вы нам сегодня еще понадобитесь.
Наконец, те же и Юхан Рамселиус. Он остановился возле стола и, прищурившись, стал смотреть на нас, как смотрел во вторник. Он немного сутулился, однако, несмотря на шестьдесят два года, первое, что бросалось в глаза, были его могучие плечи и крупная массивная голова.
— Я встретил Улина в вестибюле, — начал Рамселиус. — Он проговорился, что все вы сидите в кафе. И я спустился в «Альму» взглянуть на вас. Я встал примерно здесь, между Манфредом и Эриком, и некоторое время о чем-то разглагольствовал. А потом совершил поступок не только предосудительный, но и весьма подозрительный.
Читать дальше