Жиль Николе
«Белый камень»
Память моя прочна,
Прочна, как древний пергамент!
И, к счастью, на нем
В уголке, который пощадила рука переписчика,
Я еще могу прочесть:
«К Сесиль…»
Все тайное в конце концов становится явным благодаря той же цепи случайностей, что лежит в основе любого загадочного события…
Утром 5 августа 1964 года в большом монастыре в П*** вспыхнул пожар. Тревогу поднял брат Симон. Он вышел из кухни, направляясь в храм на первое в тот день богослужение, и увидел густой черный дым, вырывавшийся из окон третьего этажа правого крыла здания. От ужаса полусонный толстячок поначалу носился кругами по большому монастырскому двору, задрав до колен рясу; закричать ему и в голову не пришло. Это физическое упражнение, по-видимому, все же прочистило ему мозги, потому что он бросился на колокольню и стал бить в набат. Звон, естественно, получился не вполне уставным, но весьма уместным в столь чрезвычайной ситуации.
Колокольный трезвон оказался весьма действенным средством: обитатели монастыря проснулись и помчались во двор как по тревоге. Через несколько секунд отовсюду начали выскакивать кое-как одетые, растрепанные и запыхавшиеся монахи. Их было человек двадцать. Поняв, что случилось, они буквально приросли к месту от ужаса, и должно было пройти время, показавшееся всем вечностью, прежде чем кто-нибудь смог сделать хоть что-то разумное.
А главное, всем сразу стало ясно, что обет молчания все-таки придется нарушить.
Отец Антоний, аббат и вообще человек ответственный, перво-наперво пересчитал свою паству. На первый взгляд казалось, что все на месте. Но поскольку монахи в панике метались по двору, он на всякий случай повторил процедуру несколько раз подряд. Убедившись, что Господь никого не призвал к себе и пострадали только предметы неодушевленные, он стал думать, что предпринять. Издав поначалу несколько невразумительных и вполне бессмысленных возгласов, он в конце концов ограничился тем, что все громче и громче повторял: «Пожар! Горим! Вызывайте пожарных!» — что было в целом весьма банально.
Телефона в монастыре не было, и брат Арман, прекрасный велосипедист, отправился в деревню, чтобы как можно скорее призвать на помощь не только пожарных из Виллара, что само собой разумелось, но и полицию, мэра, местного кюре и любого добровольца, у которого найдется ведро.
Видя глубокую растерянность отца-настоятеля, брат Бенедикт решил, не дожидаясь подкрепления, которое еще неизвестно когда подоспеет, взять дело в свои руки и с военной четкостью принялся создавать ударные группы. Он вступил в орден относительно недавно, что не давало ему права командовать, но в тот момент это никого не волновало, и братия охотно выполняла его распоряжения. Все знали, что во время войны он командовал гражданской обороной одного из кварталов Лиона. И хотя, по собственному признанию брата Бенедикта, у него не было случая применить свои знания на практике, поскольку его сектор ни разу не бомбили, его тон был настолько безапелляционным, что никому и в голову не приходило усомниться в правильности приказов.
В свои пятьдесят с небольшим брат Бенедикт имел рост метр девяносто и был широк в плечах. Такие габариты заставляли окружающих относиться к нему с уважением, и в этом человеке чувствовалась сила, которой в чрезвычайных обстоятельствах слепо подчиняются то ли от страха, то ли просто из соображения здравого смысла. Впрочем, в обычной жизни брат Бенедикт не имел обыкновения пользоваться преимуществами своего телосложения. Наоборот, желая упростить отношения с себе подобными, он старался выглядеть не так внушительно, сутулился, чтобы казаться ниже. Однако, когда обстоятельства того требовали, без колебаний пользовался своим ростом, чтобы, как он сам выражался, «встряхнуть рясы».
Справедливости ради следует признать: часто он имел все основания быть непочтительным. В самом деле, братия вечно демонстрировала досадную тенденцию игнорировать реальные жизненные потребности. Очень часто монахи использовали краткую молитву, обращенную к святому покровителю архитекторов, в качестве единственной меры, предпринимаемой для того, чтобы укрепить угрожавший обвалиться потолок. И хотя по иронии судьбы этим святым был Бенедикт, здоровенный монах считал себя вправе немного помочь своему небесному покровителю.
Читать дальше