Жиль Николе - Белый камень

При виде этого бедствия несчастный брат Рене не мог скрыть отчаяния. Библиотека была всей его жизнью и, может быть, даже чем-то большим. Более тридцати пяти лет он проводил здесь не меньше восьми часов в сутки, и только он знал, как отыскать любой из тридцати тысяч имевшихся в ней томов. Это был его храм, его творение. Он был не просто хранителем фолиантов, он был творцом, и уже давно все остальные братья отказались от попыток понять своеобразную логику, которой библиотекарь следовал при расстановке книг.

Благодаря введенному им порядку брат Рене ухитрился стать незаменимым для каждого, кто хотел взять книгу в библиотеке. Это позволяло ему, помимо всего прочего, контролировать выдачу книг и следить за тем, чтобы возвращаемые тома ставились на место. Его жадные до чтения собратья втайне сожалели о необходимости всякий раз обращаться к библиотекарю. Они уже много лет просили старика составить подробный план своего лабиринта, но тщетно. Смущаясь и краснея, некоторые иногда отваживались объяснить свою просьбу тем, что отец Рене не вечен и что после его ухода в лучший мир монастырь окажется в весьма затруднительном положении…

Монахи были правы, такое положение дел было совершенно недопустимо, однако библиотекарь продолжал сопротивляться, стараясь всячески уверить братию, что он как раз над этим и работает.

Теперь же брат Рене употреблял все силы на то, чтобы не сбить дыхание и не потерять темп. Он неустанно курсировал между двором и останками своего логова и довел пришедших к нему на помощь братьев до головокружения. Всех несказанно удивила прыть, которой никто не мог ожидать, ибо медлительность старика была общеизвестна.

Отцу Рене было семьдесят два года, из которых более пятидесяти он прожил в монастыре. Библиотекарь осторожно носил свое щуплое сгорбленное тело, и создавалось впечатление, что он тщательнейшим образом себя оберегает. Никогда не откидывал капюшон, так что никто достоверно не знал, как он выглядит. Тихая тень, казалось, никогда не ела, не спала и не двигалась больше, чем то было необходимо. А длинные ниспадающие складки широченной сутаны древнего, как предполагалось, покроя придавали его и без того экономным движениям странную вялость.

Когда кто-нибудь обращался к отцу Рене за книгой, почтенный брат выказывал раздражающую всех медлительность. Не спеша он заносил название требуемой книги в маленькую черную записную книжку, которую поначалу никак не мог найти, потом, после бесконечных выражений глубокого почтения, словно старая горбатая гейша, притворяющаяся покорной, медленным скользящим шагом исчезал в закоулках своего персонального лабиринта. Надо было уметь ждать, потому что нередко он возвращался обратно лишь через час.

Иногда с пустыми руками, подозрительно извиняясь. Все его поведение, его странные симпатии и антипатии и переменчивое настроение наводили на мысль о тайной цензуре, столь же необъяснимой, сколь непредсказуемой.

Впервые увидев, с какой скоростью старик носится между библиотекой и лужайкой, кое-кто стал задаваться вопросом, не нарочно ли библиотекарь заставлял их ждать так долго, надеясь отбить у потенциальных читателей всякое желание его беспокоить. Конечно, уверенности не было никакой, однако невысказанный вопрос легко читался на полускрытых капюшонами лицах, поскольку всем было совершенно ясно, что брат Рене вряд ли стал бы так суетиться, если бы из воды пришлось спасать не книги, а невинные души.

К закату солнца треть томов была перенесена на лужайку. Большой кусок полиэтилена, которым обычно укрывали от заморозков овощи, нашел себе иное применение. Брат Рене нежно закрыл им свои сокровища, как мать, укутывающая простудившееся дитя.

Всеобщая мобилизация и жара, стоявшая все последующие дни, позволили сократить время, проведенное бесценной библиотекой под открытым небом. Утром четвертого дня брат Рене, проверив состояние своих сокровищ, отправился к аббату сообщить о том, что основная работа закончена. «Стадо» было высушено, и ему срочно требовалась крыша.

Отец Антоний, подгоняемый старым библиотекарем, метеорологические прогнозы которого были столь же тревожны, сколь и маловероятны, приказал немедленно собрать все имевшиеся в монастыре полки и стеллажи и временно разместил выстиранную и высушенную библиотеку в большой пустой комнате над трапезной.

При беглом осмотре выяснилось, что безвозвратно утрачено не более пяти сотен книг, и монахи подумали, что легко отделались. С архивом, на который вылилась большая часть воды, дело обстояло иначе.