Патриция Хайсмит - Нисхождение

Ваш Говард Ингхэм ».

Питер Лэнгленд жил с Иной на одной улице. Ингхэм запечатал конверт. Марок у него больше не осталось. Он отправит письмо из Хаммамета завтра утром.

В соседнем бунгало, за несколькими лимонными деревьями, кто-то желал друг другу спокойной ночи по-французски.

— Ты же знаешь, мы будем в Париже через три для. Позвони нам, — долетало до Ингхэма через открытое окно.

— Ну конечно! Джеки! Пойдем! Да он уже засыпает на ходу!

— Спокойной ночи, приятных снов!

— Спокойной ночи.

За окном все казалось черным. Луны не было.

Следующий день прошел точно так же, как и предыдущий. В пять часов Ингхэм постучался к Адамсу, чтобы пригласить его выпить по стаканчику, но того дома не оказалось. Ингхэм не стал утруждать себя и искать Адамса на пляже.

Утром тридцатого июня, в субботу, в фирменном конверте Си-би-эс пришло письмо от Ины. Его принес Мокта. Ингхэм разорвал конверт; он слишком торопился, чтобы вспомнить о чаевых для Мокты.

Письмо датировалось двадцать пятым июня, и в нем говорилось:

«Говард, дорогой!

Я ужасно сожалею о том, что не писала тебе до этого. Питер Лэнгленд сказал, что он написал тебе на тот случай, если ты еще ничего не знаешь об этом, но это печатали в лондонской «Тайме» и парижской «Трибюн», поэтому мы полагали, что ты мог прочитать обо всем. Я все еще до такой степени потрясена, что не могу писать. Но я обязательно напишу завтра или послезавтра. Обещаю. Пожалуйста, прости меня. Я надеюсь, что у тебя все в порядке.

Всего самого наилучшего,

Ина ».

Письмо было напечатано на машинке. Ингхэм прочитал его еще раз. Вряд ли эту записку можно назвать письмом. Она лишь разозлила его. И что теперь, скажите на милость, ему делать — сидеть и ждать еще неделю, пока она окажется в состоянии написать? Почему она до такой степени потрясена? «Мы полагали…» Неужели она так близка с Питером Лэнглендом? Может, она и Питер держали Джона за руку, пока тот умирал в больнице? Вполне возможно, принимая во внимание, что он принял сверхдозу снотворного.

Ингхэм прогулялся по пляжу, с трудом волоча ноги по тому самому песку, который он столько раз бороздил в ожидании письма от Ины. Ее письмо сводило его с ума. Вполне в духе Ины — отстучать на машинке десять строчек с изложением фактов, добавив в конце: «Подробности позже», но в этом письме не было даже фактов.

Он не ожидал от нее такой бессердечности. Могла бы подумать о том, что он здесь совершенно один, за сотни миль, ждет не дождется ее письма. И почему она не нашла времени черкнуть хотя бы пару строк еще до того, как Джон покончил с собой? И это девушка, на которой он собирался жениться? Ингхэм усмехнулся, и это слегка сняло напряжение. Он чувствовал себя совершенно потерянным, словно парящим в пространстве. Само собой разумелось, что они поженятся. Он сделал ей предложение как бы между прочим, шутя, потому что только так и могло понравиться Ине. Она не ответила: «О, милый, да!», но все было понятно и так. Они могли тянуть со свадьбой еще несколько месяцев: все зависело от их работы, от того, как скоро они найдут квартиру, потому что Ине иногда приходилось летать в Калифорнию на месяц-полтора, но это само собой подразумевалось…

Его мысли расплывались, словно подтаявшие на жарком солнце, и не позволяли ему, находящемуся в этой далекой, выжженной солнцем арабской стране представить картину того, что произошло в Нью-Йорке и что осталось за строчками ее скупого письма. Ингхэму вспомнилась история, рассказанная ему Адамсом: английская девушка улыбнулась, а быть может, просто задержала взгляд на арабе, который шел за ней по темному пляжу. И он ее изнасиловал. Так, во всяком случае, рассказывала девушка. Араб воспринял ее улыбку как зеленый свет. Правительство Туниса, дабы произвести хорошее впечатление на Запад, раздуло это дело и, подвергнув араба допросу с пристрастием, приговорило его к длительному заключению, которое вскоре значительно сократили. История выглядела абсурдной, и Ингхэм рассмеялся, вызвав удивленные взгляды со стороны двоих молодых мужчин — по виду французов, — проходивших мимо с водолазным снаряжением.

После обеда Ингхэм сел за работу. Однако написал всего три страницы. Он был слишком возбужден.

Этим вечером он обедал с мужчиной в джинсах, на которого наткнулся в «Кафе де ла Плаж», куда тот зашел выпить часов в восемь. Мужчина первым заговорил с ним. Он и теперь пришел с немецкой овчаркой. Он был датчанином и говорил на прекрасном английском с едва заметным британским выговором. Звали его Андерс Иенсен, и он сообщил, что снимает квартиру напротив ресторана Мелика. Ингхэм попробовал букхах, который пил Иенсен, напоминавший вкусом то ли граппу, то ли текилу.