Мэри Кубика - Моя малышка

– У Абрахамсонов есть родные дети, два сына, – объясняет Мартин по телефону. – Зовут Мэттью и Айзек, оба уже взрослые. У Айзека есть алиби. В тот день он работал в ночную смену на складе круглосуточного магазина «Уолмарт». Вернулся домой рано утром 19 марта и обнаружил родителей в кровати, с ножевыми ранениями. Второй сын, Мэттью Абрахамсон, похоже, подался в бега. Как и Клэр Дэллоуэй, является подозреваемым в убийстве Джозефа и Мириам Абрахамсон.

– Надеюсь, в полицию ты не звонил? – в отчаянии спрашиваю я.

– Нет, конечно. Я бы тебя предупредил. Но, боюсь, придется, – прибавляет Мартин. – Если не сдадим эту девицу, дело попахивает укрывательством, а мне такие проблемы не нужны. Тебе, думаю, тоже. Это ведь точно та самая?

Точно, думаю я. Точнее не бывает.

– Дай один день, – взмолился я. – Всего сутки.

Мартин не спорит и сразу соглашается. Нужно предупредить Хайди. Жена должна все узнать от меня. Интересно, Мартин исполнит обещание? Вдруг не станет ждать двадцать четыре часа? В конце концов, сообщившему, где скрывается Клэр Дэллоуэй, полагается вознаграждение.

Угораздило же так вляпаться, думаю я, прощаясь с Мартином. Надо немедленно позвонить Хайди и все ей рассказать. Набираю номер снова и снова, но к телефону никто не подходит. В голове так и вертятся слова из статьи – «нож», «может быть опасна», «зарезаны», «убиты»…

До Чикаго добираться пришлось долго. Ехали ровно двадцать три часа с шестнадцатью остановками. Два раза пришлось доставать вещи и пересаживаться из одного автобуса в другой. Никогда столько не путешествовала. Увидела много разных чудес. И высокие горы Колорадо, и сменившие их равнины, усеянные фермами. В слишком тесных загонах толпился скот. Животные пытались хоть как-то протиснуться к кормушке. Смотреть на них было жалко. Потом поехали в обратную сторону, в Небраску, а когда пересекли мост через реку Миссури, нас поприветствовали жители штата Айова. По крайней мере, так было написано на придорожном щите: «Жители штата Айова приветствуют вас».

В Чикаго решила отправиться из-за мамы. Стояла, смотрела на расписание на автовокзале и тут наткнулась взглядом на слово «Чикаго». Сразу вспомнила мамины разговоры про «когда-нибудь» и списки мест, где она мечтала побывать, но так и не смогла – и все из-за «блуберда». Ни до Парижа, ни до Швейцарии автобусы не ходили, зато до Чикаго можно было добраться безо всяких проблем. Сразу подумала про Магнифисент-Майл и роскошные магазины «Гуччи» и «Прада», по которым мама «когда-нибудь» хотела пройтись. Вот и решила – раз у мамы не получилось, я должна сделать это за нее.

Калла спокойно спала, лежа у меня на коленях в мягком розовом одеяльце. Не решалась выпускать из рук ни ее, ни чемодан, поэтому приходилось балансировать на краешке сиденья, чтобы сбоку уместился мой багаж. Когда Калла просыпалась, показывала ей в окошко закаты то над одним городом, то над другим. На заправке в городке под названием Браш вышла из автобуса. Вспомнила, как мама кормила маленькую Лили, купила бутылочку и молочную смесь. Ночью Калла принялась хныкать, но, поев, быстро уснула снова.

Не обращала внимания, хорошенькая она или нет, не замечала, как ее кулачок сжимает мой палец. Меня не трогали ни ее внимательный взгляд, ни слово «сестренка», вышитое на комбинезончике. Глядя на Каллу, вспоминала про морские анемоны, книгу о которых когда-то приносил Мэттью. На вид красивые и изящные, но сколько от них может быть вреда! Когда Калла хватала меня за палец, представляла их тонкие щупальца, когда улыбалась во весь рот – их яркие, сверкающие краски. Морские анемоны похожи на цветы, оттого их так и назвали. Но на самом деле они – беспощадные хищники, отравляющие жертв парализующим ядом и съедающие живьем. Вот и этот ребенок – то же самое, что морской анемон.

Думала, что ненавижу Каллу. Терпеть ее не могу. Но, чем дальше уезжал автобус и чем крепче она держалась за мой мизинец, тем чаще приходилось напоминать себе, что это не какая-нибудь безобидная малютка, а хищник. Почему-то все время об этом забывала. Повторяла, что Калла мне совершенно не нравится. Ничуточки.

Но в конце концов устоять не смогла.

В Денвере во время очередной пересадки рядом со мной на сиденье плюхнулась девица и спросила:

– Твоя? Как зовут?

Открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

– Ты чего, язык проглотила? – спросила девица.

Была она удивительно тощая – кожа да кости, щеки впалые. Одежда болталась мешком, особенно пальто. Волосы темные, глаза тоже. На шее что-то вроде ошейника с шипами, как у собаки.