Мэри Кубика - Моя малышка

И закрывает дверь. Нюх у собаки острый – сразу находит меня в моем укрытии и принимается облизывать. Отстраняю пса и стараюсь как можно более строго и твердо произнести:

– Уходи!

Снова смотрю на дом. В гостиной топится камин, в спальне Зигеров работает телевизор. Пол улегся на кровать и смотрит новости, раскинувшись на покрывале.

И тут замечаю Лили. Маленькую Лили. Мою Лили. Сидит в комнате совсем одна и заплетает кукле косички. Устроилась на краю кровати с фиолетовым покрывалом, зажала игрушку между ног и деловито перебирает пряди. Теперь Лили уже не та малышка, какой ее помню. Вообще-то она сейчас старше, чем была я, когда родители погибли.

Какая же она хорошенькая! Просто красавица. Вся в маму.

– Почему ты не увела Роз? – спрашивает Луиза Флорес, отламывая и отправляя в рот кусочек кекса. – Она ведь твоя сестра.

– Лили, – резко поправляю я. – Ее Лили зовут.

Не знаю, может быть, сестренке просто надоело заплетать косички, а может, Лили разозлилась, потому что у нее не получалось. Но она развернула куклу к себе, посмотрела в ее акриловые глаза и швырнула через всю комнату. Кукла врезалась в фиолетовую стену и упала. Лили расплакалась. Пол с Лили-старшей одновременно вздрогнули. Однако он и с места не сдвинулся, а она положила младенца в колыбельку и стала подниматься по лестнице в комнату моей Лили.

Все понятно – Лили ненавидит маленькую Каллу, сказала я себе. Потому и вымещает зло на игрушке. Не зря же она не поленилась встать с кровати и, в ночной рубашке с лошадками и клетчатых тапочках подошла к упавшей кукле и сердито пнула ее.

Луиза Флорес внимательно смотрит на меня, потом нехотя кивает.

– Ладно, – говорит она. – Лили, Роз… Какая разница? Ты не ответила на вопрос, Клэр. Почему ты забрала младенца, а не свою сестру?

Я понимала – у Зигеров Лили живется прекрасно. Вернее, жилось, пока Пол и Лили-старшая не заменили ее на ребенка, о котором «всегда мечтали». А я ничего не могла дать Лили. Все мое скудное имущество лежало в чемодане, который принес Мэттью. Быстро заканчивающиеся деньги, пара книг, мамина фотография.

– О Лили я позаботиться не могла, – отвечаю я.

– Интересно. А о ребенке, о маленькой Калле, ты, значит, могла позаботиться?

Пожимаю плечами и вяло отвечаю:

– Я не это хотела сказать.

– Тогда что же ты хотела сказать, Клэр? – укоризненным, осуждающим тоном спрашивает старуха. Губы сжаты в тонкую нитку, брови нахмурены. Луиза Флорес снимает очки и кладет на стол.

У моей Лили снова могла начаться прежняя, счастливая жизнь. С каникулами на пляже, розово-зелеными велосипедами и школой Монтессори. И для этого я должна ей помочь. Вот почему, когда Лили-старшая поднялась наверх, а Пол перевернулся на бок и притворился, будто не слышит истерики моей сестренки, я проскользнула в дом через черный ход. Лили-старшая, выпустив собаку погулять, дверь запирать не стала. Я подошла к колыбельке и взяла ребенка, завернутого в розовое одеяльце. Аккуратно, стараясь поддерживать головку, как меня учила мама, когда Лили была совсем маленькая. Вот так, с ребенком на руках, я выскочила за дверь и скрылась в темной мартовской ночи.

Угораздило же проспать! Просыпаюсь с ужасным похмельем: голова раскалывается, солнечный свет нестерпимо бьет по глазам. Настойчиво трезвонит мобильный телефон. Звонок меня и разбудил. В моем состоянии он звучит невыносимо и вдобавок оглушительно громко. Звонит Генри. Когда беру трубку, слышу его резкий, командный голос. Ни дать ни взять сержант на плацу.

– Куда ты, черт возьми, пропал? – возмущенно интересуется Генри.

Уже начало десятого. Душ принимать некогда. Сразу несусь в конец коридора, к лифту. Изо рта воняет текилой, волосы до корней пропитались едким табачным дымом. Вчера ночью отправился бродить по улице, зашел в первое подвернувшееся питейное заведение и несколько часов просидел в прокуренном баре. Теперь глаза красные, как у кролика, а руки мокрые от пота. Вдобавок забыл все свои записи – те самые, по которым должен произносить речь перед потенциальными инвесторами в конференц-зале на восьмом этаже. А ведь мы должны произвести на этих людей хорошее впечатление… Бочком пробираюсь в зал, однако незаметно проскользнуть не получается – все сразу поворачиваются ко мне. От меня несет перегаром, в животе неприятно бурчит. Во рту стоит желчный привкус. Едва сдерживаю тошноту.

– Лучше поздно, чем никогда, – бормочет Генри.