А Сергеева я все же подставлю. Завтра же утром. К вечеру Димыч отойдет в царство теней - Ромин сделает это со свойственной ему дотошностью, даже могилку оборудует, даже крест поставит над пустым гробом.
Все продумано и решено.
Жалко только, что с убийством Севастьянова порвалась путеводная ниточка, которая должна была привести меня в логово покровителей и вдохновителей преступного беспредела. Рыба гниет с головы - как верно сказано!
Впрочем, почему порвалась ниточка? На другом её конце - помощник депутата Никаноров, работник хозяйственного управления Фомин. Вот завершу срочные дела с бандой Волина - переключусь на них. Тем более, что, как мне кажется, и у "музыкальной" команды, и у депутатской братии имеется одна и та же икона, перед которой они отбивают поклоны. Зовется эта "икона" жаждой обогащения, которую невозможно погасить, ибо она не имеет пределов. На этом и нужно сыграть задуманную "мелодию"...
От раздумий оторвал шум шагов в коридоре. "Аналитический" кабинетик находится всего в нескольких шагах от хозяйского, поэтому посетителям не миновать моих дверей. Раньше они проходили мимо почти на цыпочках, сейчас, видимо, убедились в покровительстве, оказываемом скромному аналитику всесильным хозяином, считают своим долгом заглянуть, подобострастно поздороваться.
Противно и... полезно.
В дверь вежливо постучали. Получив разрешение, заглянул Богомол. Ни следа прежней ехидной улыбочки - светится дружелюбием. После того, как я поиграл на его цыплячьем горлышке, Листик превратился в лучшего друга. Привязанность к бывшему сыщику он то и дело подчеркивает ласковыми слрвечками и умильным выражением лица.
- Добрый день, Константин Сергеевич, - прокудахтал он.
- Не такой уж он добрый, - кивнул я на окно, за которым прыгал по лужам премерзкий дождик. - Впечатление - на улице не весна,а ранняя осень... Как дела, Евгений Степанович?
Листик поморщился, будто я насильно засунул ему в рот таблетку хинина.
- Какие там дела - они у вас, у меня - мелкие делишки, которых хватает разве на скудное пропитание... Помогли бы мне, а?
- Чем же я могу помочь преуспевающему бизнесмену?
Богомол опасливо посмотрел в сторону страшного кабинета Волина. Ему и хочется продолжить разговор с удачливым знакомым, и одолевает боязнь. Как бы не подслушали непростую беседу с бывшим врагом, а нынче - лучшим другом.
Не сомневаюсь, что аптечный бизнесмен в удобную минуту с наслаждением всадит нож в спину "лучшему другу". Такова уж специфика уголовщиков, не знающих любви и дружбы, не признающих приятельских отношений. Все заслоняет жажда наживы.
Листик переборол боязнь и решился на крохи откровенности.
- Посоветуйте Семену Аркадьевичу уменьшить плату... Ведь обдирает почище рэкетиров...
- Подумаю, - равнодушно обронил я.
- А я уж отблагодарю вас... Не пожалеете... Значит, завтра навещу?
- Не знаю, как сложится день.
Отказать в услуге - проще всего, оказать её - намного сложней и... опасней. Черт его знает, как поведет себя непредсказуемый босс, услышав неожиданное "ходатайство". Авторитеты, воры в законе, короли всех мастей терпеть не могут, когда их шестерки дружат между собой, им значительно приятней и поэтому - безопасней всяческие разборки, ненависть, неприязнь.
Не ожидая более конкретного согласия, Листик тихо прикрыл дверь и пошел по коридору. Походка стала более уверенной, полусогнутая спина выпрямлена.
Включить маг? А что нового я услышу? Только зря истрачу дефицитную пленку... И все же, более машинально, чем продумано, я нажал клавишу дистанционного переключателя. Микронаушников не приготовил - они предназначены для более серьезных посетителей.
Через полчаса после посещения Листика, пол в коридоре задрожал под тяжелыми шагами двух человек. Если, конечно, обитателей волинского зверинца можно называть людьми. Второва сопровождал охранник. Банкир - более значительная личность, нежели аптечный предприниматель, только что покинувший хозяйский кабинет.
Занятно!
- Добрый день, родственник, - без стука заглянул ко мне Второв. - С племяшкой не помирился?
- Идут переговоры, - улыбнулся я. - Имеются кой-какие надежды...
- Слава Богу... Как настроение у босса?
- То улыбается, то морщится. Ничего особенного.
После ухода банкира я сменил кассету. Все ранее записанное - прелюдия, вряд ли несущая в себе стоящую информацию. Сейчас заявится Пантелеймонов, его беседа с Волиным - решающая.
Так и есть - идет. Почему-то один, без сопровождения. Или все охранники в разгоне, или - свой человек, изучивший все ходы и выходы. Скорее всего - второе.
Читать дальше