Арнальд Индридасон - Трясина

Элин замолчала.

Как же темно в гостиной…

— Знаете, что стоит у меня перед глазами, когда я об этом вспоминаю? Нет, не ванна, полная крови. Даже не ее тело в этой жуткой воде. Не раны на запястьях. Нет. Нет — Кольбрун, когда она покупает в магазине лезвия. Отсчитывает монеты, кладет их на прилавок…

Опять молчание.

— Смешно, правда, как устроена память, а?

Не вопрос, говорит сама с собой. Можно не отвечать, и хорошо — что тут ответишь…

— Я ее и нашла. Она сама все подстроила, представляете? Позвонила мне и попросила вечером зайти. Мы поболтали немного. Я всегда была настороже, знала, что у нее депрессия, но ближе к концу она вроде стала себя чувствовать получше. Словно бы туман начал рассеиваться, и она снова находила в себе силы жить… И я помню ее голос в тот вечер, никаких намеков, что она через час покончит с собой. Ничего похожего — мы и говорили-то о будущем! Собирались вместе поехать в путешествие… А когда я ее нашла, на ее лице было спокойствие, умиротворение — каких я у нее не видела много лет. Да-да, умиротворение, смирение даже. Но я-то знаю — ни с чем она не смирилась, никакого покоя не нашла в своей душе.

— Мне нужно задать вам один последний вопрос, и я больше не буду вас беспокоить, — сказал Эрленд. — Мне очень важен ваш ответ.

— Валяйте.

— Вы что-нибудь знаете об убийстве Хольберга?

— Нет.

— Вы не замешаны в нем, прямо или косвенно?

— Нет.

Помолчали.

— Еще одно. Эпитафия на могиле Ауд. Там есть слово «враг», — сказал Эрленд.

— Да-да, «сохрани жизнь мою от страха врага». Она сама эту фразу выбрала, но не для своего камня.

Элин встала, подошла к изящному комоду со стеклянными дверцами, выдвинула ящик, там черная коробочка, заперта на ключ. Вынула оттуда листок бумаги.

— Я нашла это у нее на столе — тем самым вечером, когда она умерла. Я так и не поняла, хотела она, чтобы это было у нее на могиле, или нет. Думаю, что нет. У меня сердце сжалось, когда я это прочла — как же она страдала!

Элин передала Эрленду листок бумаги. Знакомые строчки, он уже видел их вчера, в кевлавикской библиотеке.

«Услышь, Боже, голос мой в молитве моей».

Вернувшись вечером домой, Эрленд нашел на пороге свою дочь, Еву Линд. Она спала, прислонившись к закрытой двери квартиры. Эрленд позвал ее по имени, попытался разбудить. То ли спит, то ли под кайфом, непонятно, но на звуки не реагирует. В итоге он открыл дверь, взял дочь на руки и занес внутрь. Дышит нормально, пусть тогда полежит на диване в гостиной. Пульс тоже в порядке. Эрленд долго сидел рядом и смотрел на нее. Что же делать? Очень хочется отнести ее в ванную и вымыть — несет от нее за версту, руки черные, волосы тоже в какой-то грязи.

— Где же тебя носило? — пробормотал Эрленд, ничего не решил и так и остался сидеть в кресле рядом с ней, в плаще и шляпе, думал о дочери.

На следующее утро — он так и заснул в кресле — Ева Линд пришла его будить, просыпаться он не хотел — надо было попробовать удержать в памяти обрывки снов, тех же самых, что беспокоили его прошлой ночью. Он точно знал — это был тот же сон, но никак не мог запомнить, ухватить. Все, что оставалось в голове наутро, — неясное чувство беспокойства.

Нет еще восьми утра, за окном — черным-черно. Воет тот же осенний ветер, по окнам барабанит тот же дождь. А это что? Ба! Да это же запах кофе доносится из кухни! А это что? Ба, да не иначе кто-то принимал ванну, какой влажный воздух. Эрленд раскрыл глаза — на Еве Линд его рубашка и старые джинсы, туго перевязаны ремнем, иначе свалятся с ее талии. Чистая, вымытая, босая.

— Ну у тебя вчера и видок был, скажу я тебе.

Ой, ну зачем я так, какого черта. Впрочем, оставим манеры, я с ней давно уже иначе и не разговариваю.

— Я приняла важное решение, — сказала Ева Линд, отправляясь на кухню. — Произвести тебя в дедушки. Будем звать тебя дедуля Эрленд.

— Ага. А вчера, значит, была прощальная вечеринка?

— Ты не против, если я поживу тут у тебя, пока не найду себе хату?

— Да ради бога.

Он сел за кухонный стол напротив дочери, она подвинула ему полную чашку кофе.

— И что же сподвигло тебя принять сие важное решение?

— Да так, просто решила.

— Просто решила?

— Так я могу у тебя остаться или как?

— Разумеется, ты же знаешь. Живи тут, сколько хочешь.

— И ты бросишь задавать мне дурацкие вопросы? Перестанешь меня допрашивать? Ты как будто все время на работе.

— Так и есть.

— Нашел эту девку из Гардабая?

— Нет. Это второстепенное дело. Говорил вчера с ее мужем. Парень ничего не знает. Девица сбежала, оставив вот такую записочку: «Он чудовище, что я наделала!»