Дерек Картун - Падение Иерусалима

Какую бы войну ни вела Франция - взять 1870, 1914 или 1939 годы генералитет неизменно проявлял неспособность сориентироваться в обстановке и сделать разумные выводы из прошлых неудач.

В тридцатые годы нынешнего века полковники и генералы поддерживали тесные контакты с французскими фашистами из организаций "Кагуль" и "Огненный крест". Французский военный суд в 1940 году заочно вынес смертный приговор де Голлю - мятежный генерал призвал французов продолжать сопротивление немцам, но большинство офицеров "армии перемирия", возглавляемой бездарным и трусливым маршалом Петэном, не пошло за ним.

На косную среду высшего и среднего офицерства регулярные пополнения, связанные с воинской повинностью, оказывают действие, подобное действию слабительного на живой организм, - сравнение, может, и обидное, зато верное. Вот из этих-то пополнений и отбираются люди для главного управления внешней безопасности (ГУВБ) - основной разведывательной службы страны.

Данное ведомство, чье появление на свет пришлось на момент великой неразберихи, наступившей после освобождения, а становление - на пятидесятые и шестидесятые годы, когда страну сотрясали политические и социальные катаклизмы, ныне являет собой страннейшее сборище шпионов и тайных агентов. Руководство сплошь заражено политическими амбициями и социальным обскурантизмом - болезнями, присущими высшему армейскому офицерству. Если же присмотреться внимательно к составляющим его службам, то на всех уровнях обнаружишь поразительный этнический разнобой и даже "вкрапления" иностранцев, чего не сыщешь в аналогичных службах прочих стран. Среди тех, к чьим бесценным услугам прибегает армейская разведка, - то есть среди наемных убийц, платных осведомителей и специалистов по допросам, а попросту костоломов, - числятся североафриканцы и сенегальцы, немцы и итальянцы, а также белое отребье из бывших колоний, бандиты, набранные из Иностранного легиона, и корсиканцы, обитающие на парижском "дне".

Без всех этих объяснений трудно было бы понять, что представляет собой майор Клод Этьен Савари из шестого отдела ГУВБ.

Папаша его в свое время служил в знаменитом кавалерийском полку, и с его точки зрения кавалерия являла собой средоточие офицерских доблестей: храбрости, дисциплины и воли к победе. Замена кавалерии танками, изготовленными на французских и английских заводах, ранила его в самое сердце. Подобно многим другим, Савари-старший отзывался о теории танковой войны, исповедуемой полковником де Голлем, как о несусветной чепухе, которую придумал какой-то выскочка. Де Голлю присвоили генеральское звание - тут Савари и его сподвижники попытались взбунтовать своих подчиненных. Когда же - слишком поздно, к сожалению, - ненавистного "выскочку" назначили заместителем военного министра, танки фон Клейста восточнее Парижа как раз утюжили тот самый кавалерийский полк, которым командовал Савари. Он, естественно, не присоединился к движению "Свободная Франция", ибо его возглавил, находясь в Англии, "этот тип, этот изменник" де Голль, и почел за лучшее сложить оружие. К тому времени, как немцы оккупировали две трети Франции, он ретировался в свой родной Дуэ и нашел там неплохую работу в качестве начальника колонии малолетних преступников. Фамилия его предшественника была Левинсон - по просьбе гестапо местная полиция составила особые списки, в которые этот Левинсон и угодил вместе со всем своим семейством. Больше о них, как и о других из этого списка никто ничего не слышал. Савари-старший, полагая себя порядочным человеком и истинным патриотом, шумно негодовал по поводу постигшей их судьбы, а также по поводу прочих насильственных действий оккупантов и унизительного положения Франции. Вину за все эти беды, однако, он возлагал исключительно на продажных политиков и на коммунистов, которые деморализовали французское общество. По его мнению, бездарность французского верховного командования - непризнание, скажем, необходимости модернизировать вооружение - никакого отношения к данным проблемам не имела. Свои взгляды относительно испытаний, выпавших на долю их несчастной родины, а заодно и его самого, он постарался вдолбить в голову единственного сына, в чем и преуспел.

Черед юного Клода Савари отбывать воинскую повинность наступил в неспокойные пятидесятые. Законопослушные парижане с испугом взирали на толпы неведомых прежде обитателей индустриальных окраин, которые прорывались со своими лозунгами в самый центр Парижа с таким видом, будто готовы любой из этих лозунгов немедленно воплотить в жизнь. Коммунистическая партия грозила в случае чего вывести на улицы полмиллиона человек. В колониях одно за другим, будто кегли, валились правительства. В глазах Савари и ему подобных де Голль из выскочки и изменника превратился в единственную надежду на возрождение стабильности и национального достоинства.