Дерек Картун - Падение Иерусалима

- Но с другой стороны если и дальше выжидать, то риск не меньше. Сам же говоришь, что мы не то чтобы с огнем играем, - тут не игра, тут речь идет об угрозе полного уничтожения страны, народа...

- Я и говорю, что нас загнали в угол, - подтвердил Бен Тов.

Мемуне влез в машину, следом за ним - Бен Тов. Недолгий путь до здания, где располагается "Моссад", они провели в невеселом молчании. Мемуне только спросил:

- Что собираешься делать?

- Подожду еще, понаблюдаю.

- А как быть с агентом?

- Придется что-то предпринять. Его уже подозревают.

- Как собираешься действовать?

- Не знаю пока. Придумаю что-нибудь. Терять его нельзя.

Фактически это было нарушением субординации - такой вот обмен краткими, маловразумительными репликами, касающимися не конкретных планов, а всего лишь туманных намерений. Мемуне считал Бен Това неуправляемым - таким его считали в свое время и в армии, да и позже, когда он ревностно, но абсолютно без всякой пользы для себя и для дела служил в министерстве внутренних дел. Его там прозвали косолапым медведем - изо всех сил стараясь вписаться в жизнь этого бюрократического аппарата, он проявлял фантастическое непонимание его законов и вечно совершал какие-нибудь смешные нелепости. Зато в арабском отделе все было иначе: агенты его боготворили, а подчиненные терпеть не могли, потому что агентов он высоко ценил и всячески это демонстрировал, а с персоналом был груб и недоброжелателен. Мотивы такого отношения он даже себе не мог бы объяснить, тем более их не понимали те, на кого распространялась его неприязнь. Его мощный интеллект постоянно подвергал сомнению слова и намерения собеседника, поэтому говорить с ним было трудно. Любопытно, что неуважение к коллегам сочеталось у него с безграничным уважением к противнику, и если кому-то это казалось нелогичным - что ж, тем хуже для логики. Зато все эти странности идеально подходили к его нынешним занятиям.

Он вернулся в свой кабинет, отпер ящик стола и с сумрачным видом перечитал расшифрованное послание из Дамаска. Взяв ручку и блокнот, несколько минут быстро писал, сверяя с тем текстом, который только что прочел. И вызвал секретаршу.

- Зашифруй немедленно. Пусть курьер отнесет это Гаруну в министерство иностранных дел, оттуда утренней почтой отправят в Париж. Только слушай, Роза, будь повнимательней, когда шифруешь.

- Ладно...

- Да не зашли письмо по ошибке в министерство по делам религий. И в Париж, смотри, отправь, а не в Вальпараисо. Поняла?

- Поняла.

- Ну тогда, - вздохнул Бен Тов, - может, с Божией помощью, оно и дойдет.

Он сидел на скамье в Шерман Гарден, созерцая без особого удовольствия скульптуру Арпа, и именно она занимала в данный момент его мысли. Это была абстрактная скульптура, которая абсолютно не трогала его душу и не могла ничего подсказать насчет этических и философских дилемм, которые сплелись в мозгу в тугой узел и терзали его. "Ведь кто-то, - думал он, - выложил кучу денег за три слегка отесанные каменные глыбы, вроде трех склоненных колонн, - а что они выражают? Да ничего. Заказали бы этому Арпу фигуру человека, который недоуменно скребет у себя в затылке, - и тогда многие люди узнали бы в этой фигуре себя..."

Он потихоньку пожал плечами, оглянулся - это вошло у него в привычку и отметил про себя, что на скамейке неподалеку все еще как бы дремлет какой-то тип в рабочей одежде, а рыженькая девушка с книжкой, вместо того чтобы читать, то и дело поглядывает в его сторону. Такие мысли никогда не покидали его в общественных местах. "Я просто параноик, - признавался он жене. - Всех до одного подозреваю".

- И меня?

- А почему же нет?

Он взглянул в сторону Рехов Агрон. Уолтерс, полагал он, явится прямо из своего американского консульства. Но, может, сообразит все же выбрать какой-нибудь кружной путь. Хороший человек, но очень уж беспечный. Не пришлось бы ему в один прекрасный день жестоко поплатиться за эту свою безалаберность.

Девушка, захлопнув книгу, поднялась со скамейки. Прошла мимо, призывно покачивая бедрами. Она ростом выше его - жаль. Надо же - и не глянула в его сторону, а он-то думал... Что-то частенько стали приходить в голову подобные мысли - постарел, что ли?

Тот, в рабочей одежде, тоже ушел. Все эти подозрения - что это, паранойя или просто осторожность, столь необходимая в его профессии?

- Ты, по-моему, просто сбрендил, - говорит жена.

- Сам знаю. Зачем ты-то мне это сообщаешь?

Но подобные резкости не мешают полному взаимопониманию.