Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион

Я ошарашенно посвистел.

— Надо же!.. А с виду и не подумаешь, такая приличная юница. И кто ее?

Некоторое время на том конце провода царило молчание. Наконец майор буркнул:

— Врач этой же больницы. Выстрелил сначала ей в сердце, а после себе в рот. Да еще под нехорошим углом. Весь кабинет в крови и мозгах.

— Да уж представляю, — сочувственно пробормотал я. — Но за что он ее так? Бедняжка…

Мошкин хмыкнул:

— Эта бедняжка была любовницей и врача тоже.

— Господи! — мелодраматично воскликнул я и повторил: — Надо же…

— Да уж, — сыронизировал собеседник. — Признаться, у вас просто патологическое везение на сомнительные знакомства.

— Это случайность, — заверил я. — Роковая случайность!

— Конечно-конечно. Мы так и решили. А кстати, убийца-то лечил вас, когда вы лежали в больнице.

— Матка боска! — застонал я. — Милейший Виктор Иванович!..

— Слушайте, — перебил вдруг мою ballata майор. — А почему не интересуетесь сгоревшим автомобилем?

Я пожал плечами, словно абонент с погонами если не на пиджаке, то в сердце, мог меня видеть.

— А с какой стати мне интересоваться еще и этим? Тех людей я не знал, так что они мне до…

— А залетевшая в овраг "Нива" с отравленным водителем?

— Что — залетевшая в овраг "Нива" с отравленным водителем?!

— Вам тоже — "до"?

— Да что значит — "тоже"?! — рассердился я. — Это что еще за прикол!

— На окраине города найдена зеленая "Нива", — терпеливо пояснил Мошкин. — А за рулем — мертвец. А в кармане у мертвеца оружие.

— Но при чем здесь я?!

— Не знаю, — с обезоруживающей прямотой признался он. — Не знаю!

Я вздохнул:

— Ну так и оставьте меня наконец в покое. Пора собираться.

Мне показалось, он обидится. Однако он не обиделся, он тоже вздохнул:

— Оставляю. Только добавлю, просто для информации: в доме на Цветочной опять труп — повешенная девушка. Значит, двенадцатичасовым?

— Чёрт!.. Да, двенадцатичасовым, — сказал я. — Клянусь бородой, а если желаете — вашими детьми. Но…

Но в трубке были уже гудки.

Я поднял голову — рядом стояла Маргарита. Вид у нее был малость возбужденный.

— Чего он хотел? — холодно спросила она.

— Кто? — прикинулся я.

— Не юродствуй! Что ему было нужно?

Я еще раз пожал плечами:

— Ничего особенного. Прощальный выпуск последних местных новостей.

— Издеваешься?! — вдруг чуть ли не взвизгнула она, задрожав всем телом, а я, невольно окинув взглядом то, чем она дрожит, смятенно подумал: "Господи, от какого наследства мы отказываемся!.."

Однако тут же мужественно тряхнул головой.

А потом встал, крепко обнял Маргариту за шею и выразительно прогундосил:

— "Ты меня проводишь до причала, ты положишь руки мне на грудь…"

— Дур-рак! — Слезы ручьем хлынули из ее глаз, но я нежно осушил их губами.

— Ну неужели ты не можешь потерпеть до половины двенадцатого, милая…

Вокруг — толчея, суета, шум и гам провинциальной автостанции. Но — южной провинциальной автостанции со всеми вытекающими отсюда особенностями. И — жара. Снова жара, с которой мне скоро придется расстаться, и без какого-то там, кстати, сожаления. По-моему, я, точно батарейка, уже набрался здесь тепла минимум на год, а то и два. Думаете, это к тому, что теперь не скоро меня в сих благословенных краях увидят? Да вроде нет. А впрочем, может, и к тому.

Я сидел на скамейке и ждал Маргариту. Она отправилась за билетом. Вот она вышла из здания автостанции, вот направилась ко мне… Эх-х, и почему в конечном итоге всё получилось именно так!

Подошла и села рядом. Оправила юбку, резким движением отбросила со лба волосы.

— Ничего не стряслось? Слушай, давай все-таки сама отвезу тебя.

Я лучезарно улыбнулся:

— Всё в порядке, дорогая, и разве должно было что-то стрястись? Отвозить же меня не надо — я хочу уехать отсюда в автобусе — слышишь меня? — в переполненном людьми автобусе. Но почему ты побледнела? Тебя что-то испугало?

Она смутилась:

— Да нет… так просто… Но ты же порой проявляешь поистине фантастические способности влипать в самые непредвиденные ситуации буквально на ровном месте.

— Ну, прямо уж и на ровном… — протянул я.

И замолчал.

С минуту молчали мы оба: я полуотрешенно глазел на прохожих и будущих или бывших пассажиров; на кого глазела Маргарита — не знаю, однако я точно кожей ощущал исходящее от каждой молекулы ее души и тела огромное напряжение.

Наконец мне надоело попусту ощущать это напряжение, и я вроде бы удрученно вздохнул: