Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

Страстное кудахтанье:

— Кому?!

Я пожал плечами:

— Да вашей драгоценнейшей супруге, кому же еще. — Помолчал. — А разве нет?

— Но… но…

Взгляд Татьяны Николаевны сделался вдруг сонным и донельзя философичным, однако то, как напряглось ее приятное тело, свидетельствовало, что в самой глубине своей необъятной и труднопостижимой души она вовсе не исключает сейчас вероятности схлопотать от старенького лопуха-муженька по морде. Возможно, это и впрямь бы произошло, но, отличный психолог, Профессор быстро встал и как фигурки на шахматной доске при рокировке мгновенно поменял местами хозяйку дома и Ларису.

— Так что… Так что?.. — изумленно шлепал губами Паук. — Это… она?..

Я добродушно кивнул:

— И она тоже. Я ведь уже говорил, Владимир Евгеньевич: сначала о бриллианте узнала одна женщина, потом она рассказала еще двум…

— А потом? — требовательно топнул ногой старый пень. — Что было потом?

— Извольте, — почтительно склонил я чело. — Но учтите: кое-что будет из области догадок. А именно — как конкретно ваши дражайшие дамочки снюхались с человеком, который и завязал всё это дело в очень крепкую и, полагаю, в конечном итоге смертельную для меня петлю.

И замолчал.

С минуту молчали все. Видимо, чувствовали, что надвигается какой-то еще, малопонятный, но наверняка не слишком приятный для большинства из присутствующих (уж простите за шаблон) момент истины.

— Ч-чёрт, да кто же он?! — выдавил наконец Паук.

Я посмотрел на Профессора.

Тот моментально поднялся и вышел.

— Ну? — каркнул Владимир Евгеньевич.

Я церемонно развел руками:

— Ждё-ёмс-с-с…

Однако еще через минуту, услышав за дверью приближающиеся шаги, тихо проговорил:

— Помните, я очень удивлялся, что подполковник Мошкин выбрал для слежки за мной такой странный способ маскировки, как парик? — Никто не проронил ни звука, и я вздохнул: — Сейчас всё поймете.

Дверь открылась, и в комнату вошли двое.

Второй — Профессор. Он был бледен как смерть.

А первый…

Огромный двухметровый гигант в шикарном, хотя и малость измятом и чуть порванном костюме. Роскошной каштановой с сединой гриве его позавидовал бы сам Оззи Осборн1 эпохи классического "Блэк Саббат". Руки же вошедшего были связаны за спиной толстым капроновым шнуром.

Я поднялся ему навстречу.

Сделав два шага, остановился и сказал:

— Ну… здравствуй, Слава…

Тот лишь презрительно дёрнул изуродованной старым шрамом левой щекой, а черные глаза уставились на меня с такой ненавистью, что мне, ей-ей, поплохело.

А сзади раздался вдруг сдавленный шепот Кузнеца:

— Котяра!.. — и такой каскад отборнейшего, рафинированнейшего мата, что я оглянулся:

— Тихо, Толик! Тихо!

И тут…

И тут произошло нечто странное. Кот рванулся ко мне — и я инстинктивно приготовился встретить его прямым правой, хотя мне и не хотелось, совсем не хотелось драться с ним — тем более, связанным, но…

Но нас обоих опередил Профессор. Он стремительно врезал сзади "замком" Коту в левый висок — и врезал так, что тот с середины комнаты отлетел к окну.

Я бросился было за ним, однако наткнулся на пересекшего мне дорогу и почему-то неловко затоптавшегося на месте Профессора, и этой форы Коту оказалось достаточно, чтобы с львиным рыком вскочить на подоконник и вместе с рамой и мириадами осколков стекла спрыгнуть во двор.

На какой-то миг я обомлел. Потом подбежал к тому, что еще недавно называлось окном. Профессор — за мной. Мы высунули головы наружу и…

Кот с воем катался по траве, а Джон и Герда…

Джон, как истинный отличник, вцепился несчастному в горло, и кровью была уже перепачкана не только морда пса, а и трава вокруг. Герда — тоже, впрочем, как отличница — рвала жертве пах, кошмарно рвала. Весь ужас положения Кота заключался еще и в том, что сопротивляться ему было нечем, — руки связаны за спиной, а с ног собаки сбили его, похоже, сразу, если даже сам не упал при приземлении.

Гадство!.. Я рванулся вперед, закричал:

— Ф-ф… — А "у" — не успел. Одна железная ладонь наглухо запечатала мне рот, а другая схватила за шиворот. Трепыхнулся — хрен. Еще раз трепыхнулся — два хрена. И вдруг…

И вдруг я обмяк.

Потому что всё понял.

Вернее, не всё, но по крайней мере то, почему сейчас лучше не трепыхаться.

И тогда я обмяк окончательно.

А Профессор — мудрейший из мудрейших профессоров — меня тотчас же отпустил. Увидев, что из джипа выскакивают двое телохранителей Паука, я обернулся — все уже облепили окна. Тихо попросил: