Виктор Пронин - Брызги шампанского

– Я доволен, – легкомысленно брякнул Здор.

– А почему бы тебе не быть довольным, – пожал плечами Гущин. – На твоем месте я бы тоже был доволен.

– Согласен! – нервно бросил Здор. – Меняемся местами.

– Остановитесь, – поморщился Выговский. – У вас еще будет время и будет повод. Более достойный. Это я вам обещаю.

– Дождаться бы! – все не мог успокоиться Здор.

– Через месяц. Когда получим не по семь, а по семьдесят тысяч долларов. А пока я предлагаю Гущину, Агапову и Горожанинову выдать премиальные. По три тысячи. Им надо кое с кем расплатиться. Я правильно понимаю положение?

– Мне придется расплатиться не только этими тремя тысячами, но и свои основные затронуть, – проворчал Гущин.

– Твои проблемы, – опять возник Здор.

– Не надо бы тебе этого говорить, – сказал Усошин. – Лишнее болтаешь.

– А ты откуда знаешь?

– Пообщаешься с зэками лет десять-двадцать... Начнешь кое-что соображать в жизни.

– А я общался!

– Чувствую – маловато, – усмехнулся Усошин.

Поезд на Север уходил вечером, пора было расходиться. Хотелось отдохнуть, похмелиться, купить гостинцы, просто пошататься и обдумать события последних дней. Была, все-таки была какая-то неопределенность, может быть, даже нервозность. Все понимали, что происходит нечто существенное, необратимое. Да, так будет точнее – именно необратимое.

Второй оборот ключа мне дался с трудом, как обычно. Но я его все-таки провернул и, толкнув дверь, некоторое время стоял неподвижно, стараясь запустить в действие все свои чувства – слух, зрение, обоняние, даже интуицию – и ощутить нечто неощущаемое. Но нет, ничто во мне не дрогнуло, не напряглось, не предсказалось.

Осторожно, стараясь не производить никаких звуков, я вошел в комнату и сразу увидел главное – дверь на лоджию была открыта, крючок висел безвольно и даже как-то обесчещенно. В таком положении я его никогда не оставлял. Дело в том, что врезанный в дверь замок был когда-то безжалостно вывернут, и теперь дверь запиралась только на корявый, изогнутый крючок, который тем не менее был достаточно надежен. Уйти, оставив дверь незапертой, я не мог, это исключено.

Бывает в нашей жизни, полной опасностей и всевозможных неожиданностей, что щеколда в замке проворачивается на два шага даже при одном повороте ключа. Второй поворот при этом не требуется, да он и невозможен. А бывает, что щеколда ведет себя, как и положено, – при одном повороте ключа проворачивается на один шаг, при втором – еще на один шаг.

Это нормально, это правильно и естественно.

И ни у кого не вызывает дурных предчувствий.

Хорошо, подумал я, допустим, щеколда решила со мной пошалить и при двух поворотах ключа продвинулась всего на один шаг. Бывает. И тогда мои подозрения глупы и безосновательны.

Но кривой, ржавый крючок из толстой проволоки все ставил на свои места – в номере кто-то побывал. И не уборщица, поскольку мусор остался в ведре. Он оставался нетронутым уже несколько дней, но напомнить об этом я не смел – уж больно гордая и самолюбивая уборщица мне досталась. Над ведром уже кружила мошкара, иногда с ревом бомбардировщика комнату пересекала муха с перламутровым зеленоватым брюхом – это было уже серьезное предупреждение.

Продолжим.

Человек, который побывал здесь, должен быть заинтересован в том, чтобы я не догадался о его посещении. Если же он не успел или не смог закрыть дверь на два оборота, если он оставил крючок болтаться в петле, значит... Что это может означать?

Первое – он уходил спешно.

Второе – через лоджию.

Третье – в те самые секунды, когда я поднимался по лестнице со своим ключом на изготовке. Не исключено, совсем даже не исключено, что какое-то недолгое время мы с ним оба находились в номере. Но я – в прихожей возле туалета, а он на лоджии, уже перебрасывая ногу через перила.

Не придумав ничего лучшего, я спустился вниз и у крыльца, у какого-то густого куста попытался найти хотя бы отпечатки подошв. Ничего. Вокруг всего дома была сделана отмостка из мелкой гальки с бетоном, и отпечататься там не смогла бы даже кувалда, сброшенная с крыши.

Но я нашел, нашел наконец то, что искал. Дело в том, что над крыльцом был сделан жестяной навес – он покрыт потеками смолы с крыши, опавшими листьями, персиковыми косточками и прочими отходами южной жизни. Подпирался навес с каждой стороны двумя железными, выкрашенными маслянной краской трубами – они веером расходились от крыльца. Чтобы уйти из моего номера через лоджию, достаточно был спрыгнуть на навес, а уже с него, скользя вдоль труб, спуститься на землю. На все это вряд ли требуется больше десяти секунд.