Виктор Пронин - Купите девочку

– Помогите же! – сказала она, протянув ребенка, и Андрею ничего не оставалось, как взять девочку. Пока сестричка выкарабкивалась из машины, он успел рассмотреть сморщенное личико младенца размером, как ему показалось, не более кошачьей морды. Андрей видел ребенка в таком возрасте едва ли не впервые в жизни и смотрел на это чудом выжившее существо с какой-то пристальностью, отмечая и вздернутый нос, и лиловатый цвет лица, и родинку между бровями. Почему-то именно эта родинка привлекла его внимание – маленькая, еле заметная, он даже решил поначалу, что прилипла какая-то крошка, и попытался ее снять мизинцем, но тут решительно вмешалась сестричка.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она почему-то резко, с легкой девичьей злостью.

– А вы раньше этого не замечали?

– Можете уезжать, я сама отдам ребенка кому надо.

– Когда родите, милая девушка, – жестковато проговорил Андрей, – тогда и отдавайте кому надо. А этого ребенка поручено отдать мне. Я это и сделаю.

– Какой деловой! – воскликнула девушка опять с еле заметной злостью. Андрей с любопытством посмотрел на нее, усмехнулся. Первым войдя в подъезд, он нашел нужную дверь, позвонил. Им открыла пожилая женщина в белом халате и тут же замахала рукой, торопя гостей быстрее проходить в дом.

Это были частные детские ясли. В период начавшихся долгожданных общественных преобразований миллионы людей оказались выброшенными из привычной жизни и вынуждены были заняться самыми неожиданными делами – сколачивали гробы на балконах, заводили коз в собственных спальнях, летали в Арабские Эмираты за лифчиками и трусами, случали породистых собак и торговали щенками в подземных переходах. Некоторым повезло больше, они находили дело не столь хлопотное – превращали свои квартиры в ясли на пять-десять детей и тем жили. В такую квартиру и попал Андрей с сестричкой и младенцем.

– Мне звонил Павел Николаевич, – сказала женщина, принимая ребенка. – Все в порядке, скажите ему, чтобы он не беспокоился.

– Беспокойство его пройдет, когда я ему позвоню, – Андрей слегка уколол сестричку, дав понять, кто здесь главный. Прямо в прихожей он набрал номер телефона и связался с прокуратурой. – Павел Николаевич? Докладываю обстановку... Задание выполнено.

– Все, что нужно, доставил куда нужно и у тебя не возникло никаких неприятностей? – спросил Пафнутьев. Андрей лишь по этому его вопросу понял, насколько усложнилось положение – даже Пафнутьев из своего собственного, служебного, прокурорского кабинета не решается говорить открыто.

– Да, – ответил Андрей.

– Ты ничего не заметил... Такого-этакого?

– Нет.

– Значит, все в порядке?

– Да... Я вам нужен?

– Подъезжай, там будет видно.

– Понял, – Андрей положил трубку.

Выйдя на улицу, он подождал замешкавшуюся сестричку. Похоже, она задержалась нарочно, чтобы заставить его помаяться на улице. Выйдя из дверей, девушка сбежала по ступенькам и, не взглянув в сторону машины, в которой сидел Андрей, пошла в противоположную сторону – видимо, ждала, что он окликнет ее, догонит на машине, уговорит сесть. Но Андрей не окликнул, не позвал. Смотрел вслед удаляющейся девушке и не мог заставить себя произнести ни слова. Она замедлила шаги, оглянулась, бросив через плечо взгляд на его «Волгу».

Андрей не сдвинулся с места, пока девушка не скрылась за углом. Он наверняка знал, что она наблюдает сейчас за ним из-за киоска или автобусной остановки, но оставался на месте. Что-то мешало ему броситься вслед за девушкой, неплохой в общем-то девушкой. «Возраст? – спросил себя Андрей. – Неужели возраст? Не должно бы...» Он знал, ясно понимал, как сильно изменился за последнее время. Суровее стал, молчаливее и спокойнее. И к себе относился уже без прежнего трепета. Будь что будет – так примерно можно было объяснить его состояние.

Только теперь он понял слова китайца, который на каждом занятии напоминал о спокойствии. И вот пришло спокойствие, но с налетом какого-то пренебрежения, безразличия к самому себе. Да, Андрею стало не очень важно все, что с ним происходит и произойдет. И тогда он понял, что стал сильнее. Дошло до него еще одно – в любой схватке, кровавой или бескровной, он готов идти дальше, чем другие, он готов идти до конца, что бы его ни ожидало – смерть, кровь, преступление... Противник это всегда чувствует, и, если у него нет такой готовности, он уклоняется, он не может бросаться в схватку, зная, что не готов к самому страшному.

А Андрей был готов.