Виктор Пронин - Купите девочку

– Говори, Шанец... Слушаю.

– Этот старик, который зарезал двух наших ребят...

– Я уже принял меры. Его нет.

– Знаю... Следователь доложил.

– Следователь? Он наш человек?

– Не думаю.

– Мешает?

– Пока нет... Но может.

– Помочь убрать?

– Рановато... Пока он ничего не сделал. Но заинтересовался. Его человек работает в домоуправлении... Выясняет, какие квартиры кому принадлежали, с каких пор, на каком основании.

– Ишь ты! – не столько возмутился, сколько изумился Бевзлин. – Любознательный, значит?

– Да. Очень. Дело еще вот в чем... Он успел раскрутить старика. И теперь, вполне возможно, знает гораздо больше, чем ему положено.

– Шустрый, значит? Наш пострел везде поспел? – весело спросил Бевзлин. – Сказано, давно сказано, еще в Библии... Знания рождают скорбь. Чем больше знаний, тем больше скорби.

– Хорошая мысль, – согласился Шанцев.

– Ты с ним разговаривал?

– Да.

– Он как, поддающийся?

– Мне показалось, что с ним можно договориться... Но слава у него дурная.

– Патриот?

– Энтузиаст. Фанатик.

– Законы уважает?

– Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать, как сам считает нужным.

– Это же прекрасно! Значит, наш человек!

– Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.

– Кто его окружает?

– Есть жена...

– Хороша собой?

– Достаточно хороша.

– Лишить жены. Хотя бы на время. Эти следователи очень привязчивы, они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц... Есть кто еще?

– Друг, директор гастронома...

– Хороший гастроном?

– Ничего... В порядке заведение.

– Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.

– Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.

– Пусть исчезнет! – рассмеялся Бевзлин. – Для начала. Тебя что-то смущает?

– Толя, послушай меня... Я навел справки об этом Пафнутьеве. Крутой мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...

– Круче нас с тобой? – радостно удивился Бевзлин. – Неужели такое возможно?

– Не круче, конечно...

– Но где-то рядом? – подсказал Бевзлин. – Слушай меня, Шанец. Если он крутой, но не наш – убрать. Если крутой, но наш – приблизить, нагрузить работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы на этом месте иметь своего человека, а?

– Хорошо бы, – согласился Шанцев.

– Значит, так... При малейшем сомнении – убирай. Без следов. По нашему законодательству, если есть труп – есть убийство, если трупа нет, то и убийства нет. Помочь? – Бевзлин улыбнулся белозубо, широко.

– Справлюсь. – Шанцев прекрасно понимал, что за предложением помощи скрывается обыкновенное подзуживание, подзадоривание, которое не будет продолжаться слишком долго. Бевзлин хочет убедиться – действительно ли он справится или же ему придется помогать. Знал Шанцев – дорого обходится помощь Бевзлина, слишком дорого для любого, кто на нее соглашается.

– Еще... Он знает только о старике и обо всем, что с ним связано? Больше он ничего не знает?

– Я подробно с ним поговорил. Ни малейшего намека на остальное не было. Он бы дал понять. Очень уж хотелось ему прищучить меня... Нет, он бы не удержался.

– Хорошо. Приму меры. Но основное лежит на тебе. Вопросы есть?

– Вопросов нет.

– Будь здоров, дорогой друг! – весело рассмеялся Бевзлин и, легко, пружинисто поднявшись из кресла, протянул Шанцеву узкую ладонь.

Андрей не сразу понял, что с ним происходит. Какая-то непривычная раздраженность сменялась неуверенностью; уже вернувшись вечером домой, он неожиданно спохватывался, одевался и выходил в весенний город. Мать смотрела на него озабоченно – она тоже не понимала, что с парнем. Отшагав по улицам час-полтора, Андрей возвращался, молчаливый и сосредоточенный, быстро принимал душ и ложился спать, так и не обронив ни слова.

– У тебя все в порядке? – спросила как-то мать, не выдержав тягостного его состояния.

– Конечно, нет, – улыбнулся Андрей. – Разве может быть у человека все в порядке? Так не бывает.

– Что-то тебя водит, Андрюша...

– Поводит-поводит и перестанет, – успокоил он мать и, коснувшись рукой ее плеча, ушел в свою комнату. И только там, наткнувшись взглядом на фотографию женщины, он как бы встряхнулся. И понял, что дело в ней, в этой красавице со строгим, печальным взглядом, обнаженной грудью и распущенными волосами. Андрей взял портрет в руки, всмотрелся в ее лицо, глаза и вдруг осознал, что, никогда не видя ее живой, смертельно по ней соскучился, что хочет ее видеть.