Виктор Пронин - Остров

– Сегодня?!

– А что? Не можешь?

– Могу вообще-то...

Грачев мог и отказаться. Дело в том, что у него завтра был день рождения. И, слушая редактора, он быстро прикидывал – как быть?

Остаться? – Володя, открой, пожалуйста, банку... О, вы уже пришли! А мы и не надеялись... Володя, помоги Валентине Петровне! Такой снег! Что снег – закуска! Это все Лаптев... Да вы ешьте, ешьте... Какие у вас шторы! А вот и Витя с Людой! Завтра пожалуюсь Васе – опять мой материал не пошел... О, да это молодая поросль! Так вот мы какие красивые! Так вот мы какие умные! Кто-то еще пришел! А вот тебе, Вова, шариковая ручка в виде гвоздя... Теперь он будет писать только гвоздевые материалы! А именинник-то наш что-то рано отключился сегодня...

Поехать? Какая это станция? Значит, все-таки двигаемся... Мне до Тымовска, а там в Александровск автобусы ходят. Если, конечно, перевал не засыпан... Девушка, как вас зовут? Можете занимать мою полку, там труба проходит – все теплее. Граждане, автобусы не ходят, завтра попытаемся вертолет вызвать...

– Значит, едешь? – еще раз спросил редактор.

– Конечно!

– Не опоздай на поезд. Отправление в девять сорок.

Щуплый и крупноголовый, улыбаясь большим ртом, Грачев шел по коридору, громыхая тяжелыми туристскими ботинками. Он радовался неожиданному нарушению редакционных будней, радовался тому, что двадцать восьмой год своей жизни встретит без шума и гвалта, которые он терпеть не мог, и самый черный день в году пройдет незаметно, без пустого грохота музыки и бесстыдного звона бутылок.

ОТЛИЧНАЯ МЫСЛЬ – ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ. Виталий решил выпить кофе. Не потому, что ему так уж хотелось этого кофе, вовсе нет. Просто понравилась сама мысль – а не выпить ли чашечку крепкого кофе, черт возьми! И он, подняв голову, закрыв глаза от ударов снежинок, не торопясь поднялся по ступенькам ресторана. Ему страшно хотелось взбежать, захлопнуть за собой дверь и побыстрее сбросить промерзшее нейлоновое пальто, жесткое и гремящее как жесть. Но поступить так значило уронить себя в глазах тех невольных свидетелей, которые, возможно, наблюдают за ним.

В вестибюле Виталий отряхнул снег, сдал пальто и саквояж гардеробщику, заодно купил у него пачку сигарет. Остановившись у большого тусклого, по слухам, еще японского зеркала, Виталий скучающе скользнул взглядом по женским коленям, а потом, так и не посмотрев на самих женщин, на их лица, поднялся на второй этаж.

По широкой мраморной лестнице.

По алой ковровой дорожке.

Опустив руку на полированные перила.

Высокий, худой, красивый.

Большие черные глаза, длинные бархатные ресницы – в этом было что-то девичье. Но молодые морщины на лбу все ставили на свое место. Они придавали его лицу выражение скорбное и оценивающее. Они говорили о его превосходстве над этими людьми, погрязшими в мелких и ничтожных делах, измученных корыстливыми мыслями. И костюм его говорил, и манеры, не умолкая, говорили, визжали, кричали, пищали о своем хозяине запонки, рубашка, туфли, галстук...

Единственно, с чем Виталию не повезло, так это со ртом. У него был маленький, бескровный рот. Похожий на щель, он постоянно менял форму, размер, выражение. Верхние и нижние края этой щели жили как-то самостоятельно, и каждая кривилась как хотела. Но зато зубы у Виталия были в порядке, и он смеялся охотно и громко. Его шумный смех тоже кое о чем говорил... Вы только посмотрите, как легко и беззаботно я смеюсь! Я даже не очень-то беспокоюсь о том, чтобы мой смех был благозвучным. Согласитесь, человек, который может смеяться так радостно и беззаботно, – хороший человек.

Кофе Виталий мог выпить и внизу, в гастрономе. Отличный свежий кофе, который тут же готовили на пару. Но кофе стоя, одетым... Нет. И Виталий с наслаждением прихлебывал из «позолоченного» стакана в «серебряном» подстаканнике серую холодную бурду.

Отведя мизинец в сторону.

Поставив локоть на белоснежную салфетку.

Сев к столу боком и закинув ногу на ногу.

Наблюдая за приготовлениями оркестра и за девушкой у окна.

Девушка должна была чувствовать, что парень, с которым она пришла, ее позорит. Она достойна большего. И, кто знает, не сложись все так вот грустно и неудачно, она сидела бы с Виталием, и как им было бы хорошо!

Виталий безнадежно улыбнулся девушке и, уловив момент, когда она повернулась в его сторону, взглянул на часы и поискал глазами официанта. Но едва только заиграл оркестр, он подошел к их столику, извинился перед парнем и пригласил ее. Девушка покраснела, растерялась и... поднялась.