Лукаш неуверенно посмотрел на меня, потом расплылся до ушей.
— А почему ты спрашивал, есть ли у меня дети? — спросил я. — Ты, наверное, подумал, что, если у меня есть сын, вы можете подружиться?
Улыбка мгновенно улетучилась.
— Не нужен мне никакой друг, — со злостью отрезал он. — Мне одному лучше всего!
— Ясно, — согласился я. — Мне тоже.
Мы обменялись суровыми взглядами настоящих мужчин.
— А вообще… чем вы занимаетесь? — с запинкой спросил он. — Я имею в виду, какая у вас профессия. Мой папа — капитан, — быстро добавил он, словно своей откровенностью хотел придать мне уверенности.
— И я тоже, — сказал я.
Пораженный, он впился в меня испытующим взглядом.
— А какой вы капитан? Из полиции?
— Да что ты! Армейский. Собственно говоря, сейчас уже не капитан. Был когда-то, — объяснил я, не понимая, как мог так запутаться во времени.
— Вы серьезно не полицейский?
— Нет. С чего ты взял?
— Ну, из-за этого убийства, — объяснил Лукаш. — А вы об этом не слышали?
— Слышал кое-что, — осторожно ответил я, — только многого не знаю. Ты этого старика знал?
— Еще бы! Он ведь жил у нас. Жалко, что умер, — с сожалением вздохнул мальчик. — Он был лучше, чем Фрэнк. — Лукаш, несомненно, имел в виду мистера Фрэнка Кубу из Калифорнии.
— А бабушку допрашивали?
— Бабушки ведь тут не было. Меня допрашивали, — гордо заявил он.
— Тебя?
— Само собой. Из-за Ганки, была она тут вчера или нет, когда я вернулся с рыбалки. Я им сказал, что она как раз уходила. Ганка, она…
— Я знаю, — сказал я. Так, значит, она не лгала. Лучшего свидетеля, чем ребенок, ей было трудно найти.
— А что бабушка? — спросил я для полноты картины.
— Ее ведь уже не было. Она уехала вчера рано утром, — уточнил мальчик. — А вы откуда знаете Ганку?
У меня не было причин делать из этого тайну.
— Я тоже был здесь вчера. Ждал пани Дроздову возле их виллы.
Лукаш пристально посмотрел на меня. На его треугольной мордашке появилось хитрое выражение.
— Так вы… — Он умолк.
Я выжидал, чем он меня огорошит. В детской психике я полный профан. Возможно, он спокойненько спросит, не я ли укокошил пана Эзехиаша. Но его интересовало совершенно иное.
— А денег у вас много? — испытующе изучал он меня.
— Денег? Нет. — Мне даже смешно стало. — С чего ты взял?
— Так зачем вы приехали? — Чистые голубые глаза со светлыми ресницами смотрели на меня открыто и прямо. В них не было ничего, кроме детского любопытства.
— Я ведь… только привез Ганку, — уклончиво ответил я. Продажа виллы была делом Дроздовых. Как правило, люди не извещают соседей о своих планах по поводу продажи недвижимости. Мне подумалось, что, будь здесь вместо Лукаша его бабушка, я не сказал бы и того, что из меня вытянул Лукаш. У меня не было сомнений, что он сделал это совершенно бесхитростно, но я не сомневался и в том, что он повторит весь наш разговор старой пани.
Будь я в ту минуту искренен, впоследствии мне удалось бы избавиться от массы неприятностей, а две жизни не оборвались бы напрасно. Лукаш, заметив мои колебания, инстинктом, присущим детям и собакам, учуял, что я что-то скрываю от него. И едва заметно от меня отодвинулся. Любознательная мальчишечья рожица, которая меня здесь встретила, снова исчезла под вызывающе презрительной маской повидавшего виды скитальца.
— Что сказала тебе Ганка, когда вы встретились? — снова начал я. Но было уже поздно. Атмосфера доверия между двумя мужчинами, большим и маленьким, испарилась, а я снова превратился лишь в надоедливого взрослого.
— А вам-то что? — отбрил он меня. — Если вас это интересует, спросите у нее. — Он поднялся. — Я есть хочу. Пойду готовить ужин.
Я тоже встал. Продолжать не имело смысла. В конце концов, то, что мне было нужно, я узнал. Ганка действительно могла провести эти критические минуты в ожидании кого-нибудь из их семьи. Например, своего дядюшки, хотя казалось странным, почему она не знала, что он тут живет. И все же, когда я шел по блестящим, дождем вымытым плитам к калитке, меня не оставляло ощущение, что какой-то шанс я упустил.
* * *
Грозовые тучи унесло на север, но следом явилась серая, как дым, завеса, из которой непрерывно сеял мелкий дождик. В канавке, между шоссе и оградами, бежал ручеек, унося траву и сорванную листву. Когда я шел мимо в первый раз, его тут еще не было. Шагая по шоссе, я старался обходить самые большие лужи. В ботинках у меня чавкало, я промок, проголодался и озяб. Как всегда бывает после бури, быстро похолодало, начинались ранние сумерки. Пока дойду до машины — стемнеет. В спине отозвалась старая колющая боль.
Читать дальше