Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР

— Я? А в чем меня обвиняют?

— Кражи, мошенничество, бегство с места дорожного происшествия, нанесение тяжелых телесных повреждений, подделка документов. Пожалуй, хватит, а?

Кривиц дрожащими руками зажег сигарету.

— А доказательства у вас есть? — спросил он и покосился через плечо на открытое окошко.

— Куда больше, чем требуется, — сказал Крейцер. — А теперь пошли. У нас еще полно всяких дел.

Затолкнув сигарету в угол рта, Кривиц тихонько подбирался к длинной кочерге, лежавшей возле котла. Широко распахнутые глаза, выражавшие отчаянный страх, неотрывно глядели на Крейцера, словно хотели его загипнотизировать.

Крейцер невольно рассмеялся.

— Перестаньте изображать героя. Это действует только на слабую психику, вот как у бедного Бруно. А на деле вы жалкий трус.

Кривиц тем временем подобрался к кочерге и стиснул ее в руке.

— Вы бы лучше оглянулись, — спокойно посоветовал Крейцер.

Кривиц вздрогнул и быстро глянул в окно. В прямоугольном проеме он увидел ноги Арнольда. Тогда он закрыл глаза, и кочерга с грохотом упала на пол. Тело Кривица сразу обмякло. Он схватил сигарету, глубоко затянулся и вместе с дымом вытолкнул сквозь зубы грязное ругательство.

Крейцер подошел вплотную к нему, взял за плечо и повлек к выходу. Безропотно и безвольно позволил Кривиц себя увести.

Кривиц сидел на стуле в нескольких метрах от стола Крейцера. Сегодня он выглядел совсем по-другому. И дело было вовсе не в одежде — одет он был точно так же, но изменилось его лицо, изменилась вся повадка, исчезла самоуверенная, высокомерная складка в уголках его рта.

Крейцер уже привык к самым неожиданным превращениям своих «клиентов» и воспринимал их с полной невозмутимостью. Но Арнольд, как человек новый, даже не пытался скрыть, до чего ему претят старания преступника казаться паинькой.

— Расскажите свою биографию, — сказал Крейцер.

— Слушаюсь, господин лейтенант, — угодливо ответил Кривиц, причем ухитрился поклониться сидя. — Я родился тридцать первого октября тысяча девятьсот двадцатого года в Фульсбюттеле под Гамбургом в семье портового рабочего. Мать была прачкой. Мы жили очень бедно, потому что эксплуатация в капиталистическом обществе…

— Понятно, давайте про образование.

— Я ходил в начальную школу, а потом отец послал меня на стройку, где я до начала войны…

— В ученье вас куда-нибудь отдавали?

— Нет, у нас совсем не было денег, мне пришлось сразу пойти на заработки.

— В тридцать восьмом вас призвали в армию?

— Да, и после начальной строевой подготовки меня как отличившегося перевели в двадцать первый десантный полк. Там…

— Покороче, пожалуйста.

— Слушаюсь, господин лейтенант. Как вам известно, я был тяжело ранен над Критом в мае тысяча девятьсот сорок первого года и попал в плен к англичанам. В конце сорок пятого вернулся в Германию, проработал несколько лет на киностудии.

Крейцер заглянул в дело.

— Вижу. Три месяца в одном цирке, потом в другом, потом статистом на киностудии ДЕФА, рабочим сцены, опять статистом. Прямо по морям, но волнам. К судебной ответственности привлекались?

— По-моему, нет.

— Ах, по-вашему. Сорок седьмой год — шесть месяцев за кражу кроликов. Вы еще дешево отделались. Целый ряд хищений следствие не сумело доказать, хотя на вас падали очень серьезные подозрения.

— Прошу прощения, совсем забыл.

— Еще что-нибудь было?

— Нет, с тех пор я исправился.

— Тысяча девятьсот пятьдесят шестой — предупреждение за перепродажу продовольственных товаров в Западный Берлин. Здесь вам тоже удалось уйти от суда. Хотя было много улик и сигналов от населения, что вы вели спекуляцию в больших масштабах. К сожалению, вас не удалось поймать с поличным.

— Все клевета, все оговоры, господин лейтенант. Соседи, знаете, какой завистливый народ.

— О да, Кривиц, я знаю, вы сама порядочность. Как я вижу, вы за девять лет сменили двадцать семь мест работы. Круглым счетом — по три смены в год, не говоря уж о том, что порой вы вообще месяцами тунеядствовали.

— Это я по болезни. У меня сердце не в порядке, вам же известно.

— Мне известно, что вы с пятьдесят девятого получаете пенсию по инвалидности. А зная вас, я могу предположить, что болезнь вы симулируете. Мы предпримем тщательное медицинское обследование, нас не проведешь стародавними уловками, так что не трудитесь глотать мыло, пить воду с табаком или принимать противопоказанные лекарства. И если выяснится, что вы действительно симулянт, я вам не завидую. Социальное обеспечение взыщет с вас незаконно полученные суммы.