Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР

— Ничего существенного, — обиженно сказал Биферли, и через несколько минут Грисбюль с ним согласился, сказав: «Действительно, ничего существенного!» — и досадуя на то, что так и не удалось узнать ничего мало-мальски важного об убитом, который по-прежнему безмолвно лежал на правом боку у письменного стола. Лицо его было сейчас прикрыто платком.

Сотрудники стояли теперь без дела, явно скучая, хоть и изображали служебное рвение; они ждали указаний, но какие еще указания можно было им дать?

Подумав, Грисбюль сказал Биферли:

— Завтра надо будет посмотреть тщательнее. Но я хотел бы еще пройтись вокруг дома.

— Как вам угодно, — ответил Биферли, которому, несомненно, не хотелось мокнуть под дождем.

Грисбюль вышел в одиночестве. Он зажег карманный фонарик. Осветил газон, гравийную дорожку. Дождь образовал большие лужи и, не переставая, хлестал по ним. Следы если и были, то давно залиты водой. Грисбюль ступил на газон, мягкий, как мокрая губка, и всплескивавший под ногами, как озеро, когда в него прыгают лягушки. Сбоку от дачи он увидел гараж. Следы машины были размыты дождем. Грисбюль подергал ворота гаража — они оказались заперты. Так он и предполагал; мелко шагая — здесь почва немного опускалась и была еще мокрее, чем в прочих местах, — он обошел гараж, осветил фонариком задний фасад дома, сладко зевнул и пошел обратно.

— Вот и все, — сказал он Биферли, который ждал его с важным видом. — Оставим здесь сотрудника и на сегодня закончим. Мы ведь все, конечно, устали. Я заеду за комиссаром. Наверно, и он сделал уже свое дело. Где нам переночевать?

— Советую в «Черном орле», у рынка. Это заведение давно зарекомендовало себя, — сказал Биферли. — Сезон кончился, и вы наверняка устроитесь.

— Ну так пошли! — ответил Грисбюль и, когда инспектор отдал необходимые распоряжения, зашагал рядом с ним.

— Позволите подвезти вас? — учтиво осведомился он, открывая дверцу машины.

Биферли поблагодарил. Грисбюль медленно поехал в сторону городка.

— Вам не придется делать крюк, — сказал Биферли, — я живу на главной улице, а вам все равно по ней ехать. — И прибавил обиженным тоном: — Не заехать ли мне все же к доктору Марану? Я думаю, что внушаю ему доверие, ведь я его пациент, он лечил мою селезенку. Хороший, очень хороший врач, ничего не скажешь.

— И хороший стрелок, — не удержался от замечания Грисбюль и быстро отклонил предложение Биферли: — Успеется, завтра тоже день будет! Думаю, что комиссар вас пригласит.

— Как угодно! — только и ответил Биферли, но прозвучало это так, словно он сказал: «Я умываю руки» или «После меня хоть потоп!»

Чтобы его задобрить, Грисбюль сказал:

— Доктор Маран обратился не только к нам, но и к вам, причем к вам даже, наверно, раньше, и это одно уже говорит о том, каким доверием вы у него пользуетесь!

— Доктор Маран? — растягивая слоги, переспросил Биферли. — Ко мне?

— Ну да, — отвечал Грисбюль, — ведь когда я говорил с вами по телефону, он уже успел вам позвонить!

— Успел позвонить? — чуть ли не возмущенно сказал Биферли. — Кто это сказал? Нет, Маран нам не звонил!

Теперь удивляться пришла очередь Грисбюля.

— Бог ты мой, кто же еще мог звонить? — спросил он.

— Неизвестно! — отвечал Биферли. — Какой-то мужчина! Наверно, все видел. Может быть, услыхал выстрел. Откуда мне знать! Пошел в телефонную будку и сообщил нам.

— И вы не задержали его? Не сняли показания? — спросил Грисбюль.

— Как же я мог, — окончательно обидевшись, отвечал Биферли. — Мы ведь его не знаем. Он не назвал нам своей фамилии. — И после короткой паузы прибавил: — Конечно, нет! И вы бы, наверно, на его месте тоже не назвали себя. Кому охота влезать в такие неприятные истории, хотя бы даже в роли свидетеля!

Теперь Гроль чувствовал себя предельно усталым. Он глядел на серое, измученное лицо Марана под космами растрепавшихся жидких волос.

Комиссар попросил разрешения открыть окно, дым вышел, воздух в комнате, наполнившейся равномерным шумом дождя, стал свежим и влажным.

Гроль попытался собраться с мыслями, но голова его словно одеревенела: никакого осмысленного вопроса он уже не мог придумать. Слова рыжеволосого «В этом доме убийц нет» застряли у комиссара в голове, хотя на то не было никакой разумной причины; ведь этот доктор Маран, несомненно, был убийцей, был им и по собственной воле, и по закону, со всех точек зрения. Причем имелось и отягчающее обстоятельство: Маран — врач, он знал ценность человеческой жизни, он должен помнить, что даже за искорку ее надо бороться, несмотря ни на какие боли и муки.