Андрис Колбергс - Ничего не случилось…

Ущерб, причиняемый здоровью от таких встреч, частично компенсировался установлением личных контактов, которые потом поддерживались круглый год: так, если кому-то требовался прицеп к «Жигулям» или японский видеомагнитофон, а в Риге такого товара не имелось, то жаждущий подобной вещи обзванивал иногородних коллег, после чего получал указание вылететь самолетом в Минск, Кишинев или в другой город, где и становился счастливым обладателем желаемого дефицита.

— Послушай… — таллиннский коллега говорил с характерным эстонским акцентом, — я тебя просто извещаю — вдруг тебе пригодится информация… У меня тут два дня работал один обэхээсник из Москвы… Да, обэхээсник — предъявил такие документы. Сегодня он звонил насчет билетов — хочет лететь в Ригу, вот я и решил тебе позвонить. Ты меня понимаешь?.. Как вообще дела? Как супруга?

— Что ему надо, этому обэхээснику?

— Вроде бы ничего. Копался в документах. Потребовал все за последние три года. Я выделил ему стол у бухгалтеров, чтобы был на глазах, но мы так ничего и не поняли — что-то понавыписывал, только неясно, что именно. Утверждать не могу, но кажется, адреса комитетов — тех, что сдавали повторно. Подскочи как-нибудь на машине, а? Посидим хорошенько!

— Надо, конечно, проветриться, а то все работа да работа, даже в голове гудит… Спасибо, что позвонил!

— Ну так что?

— Я тебе сообщу дня за два. Мне обещали привезти угрей.

— О, прихвати с собой!

— Договорились! Как только привезут, отдам закоптить и сразу звоню тебе! До свидания!

Закончив разговор, директор комиссионного магазина хозяйственных и спортивных товаров принялся ходить по кабинету из угла в угол, разворачиваясь словно пловец в бассейне. Раз, два, три, четыре, пять — кругом! Кабинет был крохотный, находился на первом этаже, на окнах были решетки, как и в других помещениях магазина, окна которых выходили во двор. Но на сей раз именно из-за решеток собственный кабинет казался директору одиночной камерой. Директор не чувствовал себя безгрешным, ибо на такой должности, и нельзя быть ангелом, но считал, что ничего крупного или уголовно наказуемого за ним не числится.

Часы… Если в самом деле ищут часы, то он чист как стеклышко. Может, оценщицы заварили какую-то кашу?.. Пусть тогда сами и расхлебывают! Гораздо неприятнее будет, если начнутся расспросы про синтезаторы и электроорганы — цены на них директор определял сам, но и тут дела далеки от какой-либо уголовщины; начальство за подобное в худшем случае только «укажет», выскажет «предупреждение» или вынесет «выговор». Выговор в конце концов хлеба не просит! Перебьемся!

Нет, как будто ничто не угрожает, но вот неведение и ожидание — это противно, сплошная игра на нервах! Теперь сиди тут как дурак и жди, хотя намечено столько дел помимо работы!

Москвич заявился сразу же после обеденного перерыва. Это был молодой парень, симпатичный и застенчивый — последнее совсем не типично для столичных людей, приезжающих в провинцию.

Директор пригласил его отобедать, сказав, что заодно обсудят все предстоящие мероприятия и интересующие гостя вопросы, после чего целенаправленно поработают, но москвич от обеда отказался — уже перекусил! — и для начала попросил копии квитанций за прошлый год.

Ожидая, пока их принесут, он разглядывал через зарешеченное окно легковушки во дворе.

Это было узкое продолговатое помещение с письменными столами, стоящими в ряд. Здесь товароведы и оценщицы отбивались от слишком категорических требований посетителей, сдающих вещи на комиссию, листали прейскуранты и, если все же приходили к обоюдному соглашению, оформляли документы. Женщины, тут работавшие, со временем приобрели безапелляционную манеру разговаривать, с людьми, от которой уже не могли избавиться ни дома, ни на улице.

К москвичу они почувствовали неприязнь сразу: его присутствие мешало им вести себя так, как они привыкли, да и ясно было, что к ним он прибыл не для того, чтобы раздавать ордена. Директор разжег любопытство обеих дам-товароведов и отправил домой практиканта, которому временно был отведен средний стол. Обэхээсника директор усадил за этот стол — пусть себе сидит да листает старые квитанции. Директор согласен съесть собственную шляпу, если уже завтра женщины не выведают, что именно обэхээсник из квитанций понавыписывал и что его интересует. Ишь, разулыбался!

Рабочий день подходил к концу, а москвич сделал всего две-три выписки. Обеим дамам он показался неинтересным занудой — каждую квитанцию раз пять в руках перевернет, прежде чем отложит.