Сэм Борн - Последний завет

Вторая мировая война и нацисты… Мэгги насторожилась. Ей вспомнилась череда громких журналистских скандалов, всерьез потрепавших репутацию некоторых швейцарских банков, которые якобы присвоили средства, находившиеся на счетах евреев, погибших во время холокоста. Может быть, стоит покопать в этом направлении?

— Ури, а что твой отец говорил про Женеву? Может, у твоей семьи были…

— Не смеши меня, Мэгги. У моей семьи никогда не было достаточно денег, чтобы можно было держать их в банке. Ни до войны, ни после.

— Хорошо, тогда, значит, не деньги, а что-нибудь другое! Сейфовая ячейка, в которой что-то хранилось. В Женеве. А? Может, твой отец просто положил туда эту табличку на хранение? Чего уж проще-то?

— Нет, это не похоже на отца. Сейфовая ячейка в швейцарском банке? Нет-нет… Я уж молчу о том, что это недешевое удовольствие само по себе. И потом, у него просто не было времени слетать в Женеву, припрятать там табличку и вернуться обратно.

Мэгги пришлось с этим согласиться.

— А что это он такое говорил в самом конце? «…Если я уйду из этой жизни, ты найдешь меня в другой. Она есть». Что это могло значить? Насколько я помню, твой отец вовсе не отличался религиозным отношением к жизни.

— Да, я сам удивился этим словам. А в общем, что мы можем знать об эволюции внутреннего мира человека, которому попало в руки завещание самого Авраама? И который — не будем забывать об этом — сознавал, что ему угрожает смертельная опасность. В этих условиях любой откажется от атеизма.

В глазах Ури отразилась печаль. Мэгги стало его жалко до слез.

— Извини, Ури, мы так спокойно говорим о твоем отце… А ведь у тебя это совсем свежая рана на сердце… Извини меня.

— Не извиняйся, Мэгги, ты-то тут при чем? Просто… мне вдруг стало обидно, до жути обидно, что я так плохо знал своего отца. Собственно, почти не знал. И между нами не было ничего такого сокровенного, что, наверно, обычно бывает между отцом и сыном. Все свои тайны он всегда держал при себе. Как можно было ладить с таким человеком?

Мэгги вдруг перехватила красноречивый взгляд официантки.

— Слушай, они скоро будут закрываться. Пойдем отсюда.

К его удивлению, они направились не к лифтам, а на ресепшн. Мэгги подозвала администратора и потребовала дать ей другой номер, так как в том-де было слишком шумно. Тот для приличия немного поупирался, но в конце концов уступил и выдал ей ключи с номером 302. Мэгги вернулась к Ури довольная.

— Будем надеяться, что в новой комнате «жучков» еще нет, — весело сказала она.

Ури настоял на том, чтобы проводить ее до двери в номер. Прощаясь, она спросила, где он собирается ночевать. И этот вопрос явно застал Ури врасплох.

— Э-э… За моей квартирой, конечно, установлена слежка, значит… значит… Видимо, в доме родителей. Хотя и там, видимо, меня ждут… Не знаю…

— Мне кажется, ты еще жив лишь потому, что всегда находишься рядом со мной, неприкасаемой американкой, — с улыбкой проговорила Мэгги.

— В таком случае, видимо, нам не стоит расставаться на ночь.

Иерусалим, четверг, 22:25

Мэгги знала, что ей стоит воспринимать его слова как шутку, что надо отказаться. Предложить ему поспать в машине на охраняемой стоянке, в конце концов. Но она не смогла. Лишь попыталась успокоить себя мыслями о том, что Ури расположится на диване в комнате, а она запрет в спальню дверь.

Она даже демонстративно подошла к шкафу и начала рыться в нем в поисках второго комплекта спального белья. Но когда обернулась, обнаружила вдруг Ури у себя за спиной.

— Ури, послушай…

— Я уже это слышал, — ответил он и приложил палец к ее губам.

А через минуту он уже нежно целовал ее. И она чувствовала, как в них обоих просыпается и нарастает желание. Вчера им удалось остановиться — точнее, ей удалось. Сейчас же не было сил… Вскоре она заметила, что не столько Ури, сколько она целует его и крепко прижимает к себе. Мэгги даже чуть испугалась себя самой, но ничего поделать уже не могла. Слишком уж долго копилось в ней это желание, и теперь просто не существовало силы, способной удержать его в рамках.

Она запустила пальцы в волосы Ури, жадно вдыхая его запах, а он в это время сражался с «молнией» на ее блузке. Они сами не помнили, как оказались на неразобранной постели. Как разделись. Как соединились. Способность анализировать то, что с ними происходило, посещала Мэгги лишь краткими вспышками. Вот она лежит под Ури и руки ее скользят по его спине, она чувствует, какая у него горячая кожа… Вот она видит прямо перед собой его глаза, в которых страсть, мужское возбуждение и еще что-то…