Андраш Беркеши: Современный венгерский детектив

Это было сказано так решительно и серьезно, что я даже перепугался.

«В могилу? — Я неуверенно рассмеялся.— Ах, верно! Ведь вы уже работали в госхозе. И что же? Вышло какое-нибудь недоразумение?»

«Вы называете это недоразумением? Однажды ночью

меня вызвали в контору. За мной пришел ночной сторож, официальное лицо. Говорит, собирайся, срочное дело!… А потом! — Она заплакала навзрыд.— Боже мой!»

«Прошу прощения,— пробормотал я и, не зная, что сказать, в растерянности спросил: — Вы и в будни носите шелковые платки?»

Она очень удивилась:

«Шелковые платки? Да, конечно. Потому что я… Если я прилично одета… В моем положении это помогает. Шляпу я не могу носить, засмеют. Да они и не в моде теперь. А с открытой головой как-то неудобно, особенно если надо идти по делу».

Мы довольно далеко отклонились от существа вопроса, по которому она пришла. Тут я заметил, что Юлишка неподвижно, словно статуя, стоит в дверях и молча слушает наш разговор. Эта каменная неподвижность сказала мне все — ведь Анна Тёре, несмотря ни на что, не более чем…

«Извините,— сказал я и протянул руку,— я очень сожалею, но ничего не могу сделать… Квартиры у нас нет».

Теперь я уж и сам не знал, куда клоню и как буду выпутываться из положения. Но она знала, чувствовала!

«О, пусть это вас не тревожит. Мы приехали только втроем. И после школы дети будут помогать мне на работе как смогут. Мы так и договорились. А жить мы будем у моей матушки.— Она даже хлопнула в ладоши.— Видите, квартиры нам не надо!»

Я хотел выиграть время, а кроме того, как-то протянуть ее пребывание у нас. Присутствие Юлишки, ее угрюмое молчание и немое осуждение — о чем, мол, мой муженек может так долго рассуждать с такой, как эта…— меня не смущало, даже напротив. Поведение жены лишь подмывало меня сделать ей наперекор.

«А где же ваш третий ребенок? Я знаю, у вас трое».

Анна внезапно как-то сникла:

«О, Эммушка уже взрослая девушка! — И, приглушив голос до шепота, добавила как бы по секрету.— Я не хочу привозить ее сюда».

«Что же, такое решение можно только приветствовать».

Гостья замолчала. Вероятно, она не поняла меня. Или ждала, что я буду расспрашивать дальше. Не дождавшись, она погрустнела и, видимо, угадала мою мысль.

«Да, мне не хотелось бы, чтобы она разделила мою судьбу. Этого нельзя допустить! Я очень боюсь за нее,

она такая красивая. Когда она родилась, я собиралась отдать ее в детский дом. А теперь мне даже больно бывает оттого, что я люблю Эммушку больше других своих детей. Я знаю, это грех, но не боюсь в этом признаться».

«Если так, то почему вы не держите ее при себе?»

Она встрепенулась:

«Нет, нет! Нельзя ни в коем случае! Да и невозможно. Ведь она учится в институте на агронома. Через два года получит диплом. То есть, если считать по месяцам, даже скорее, через полтора».

Гудулич развел руками. Затем опустил их на колени и вздохнул. Этот вздох прозвучал как признание чего-то очень желанного, но, увы, невозможного.

— Вот и все. С тех пор эта девушка так в селе и не появлялась.

Гудулич постарался перехватить взгляд Кёвеша, ибо эти слова адресовались ему, а не старшему лейтенанту Буриану.

— Я рассказал достаточно?

Оба офицера кивнули, но затем Буриан все же заметил:

— Достаточно, но не совсем ясно, чтобы понять причину самоубийства Анны.

— Откровенно говоря,— Кёвеш взглядом одобрил высказывание подчиненного,— из-за всего того, что ты рассказал, никому не следовало бы умирать. Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. Ну, хорошо, оставим это.— И Кёвеш жестом пояснил, что не намерен без конца пережевывать одно и то же.

— Позвольте еще один вопрос, товарищ майор,— опять заговорил Буриан.— Почему вы, Геза Гудулич, не женились на Анне Тёре?

— Ну и вопрос! Однако попробуй на него ответить, Геза.

— Что отвечать-то? Я женат.

— И тебе даже в голоеу не приходила такая мысль?

— Гм. Приходила.

— Что, мол, неплохо бы было…

— Да, совсем было бы неплохо…

— И что же?

— Тогда надо было бы уезжать из села. Кроме того…

— Кроме того?

— Кроме того, я люблю свою Юлишку. Только по-другому. А потом, задумался я, как долго это продолжалось бы? Ведь она все же такая…

— Такая?…

— Да, как я ни вертелся вокруг этой мысли, к другому не пришел.

— Значит, очень такая?

— В общем-то, не очень. Когда бываешь с нею с глазу на глаз, даже забываешь об этом. Но если взять ее в жены, все бы сказали…

— А сколько таких случаев могут назвать эти «все»? Ну, сколько?