Энтони Беркли - Суд и ошибка

- А в газетах пишут,- вмешалась миссис Фарроуэй,- что смерть наступила предположительно между без четверти девять и четвертью десятого.

- Хорошо,- принял поправку мистер Тодхантер,- с половины девятого до половины десятого?

Молодой человек так растерялся, что машинально выговорил:

- Я... я был дома.

- И можете доказать это?- допытывался мистер Тодхантер.

- Думаю, да,- кивнул его собеседник.- Жена подтвердит мои слова.

- А кроме нее?

- Больше некому. У горничной был выходной. Мы поужинали вдвоем.

- Может, после ужина вы сидели в саду, где вас могли видеть прохожие?

- Нет, мы не выходили из дома... Постойте, к чему это вы клоните? Послушать вас, так я первый окажусь под подозрением!

- Под подозрением окажутся все,- отрезал мистер Тодхантер, не церемонясь с самоуверенным болваном, тем более что его терпение иссякло.Неужели вы этого не понимаете? И ваше положение ничем не лучше других наоборот, хуже, если вспомнить ваши недавние поступки. Вряд ли я один видел вас на выставке цветов в Челси.

- На выставке... в Челси?- запинаясь, переспросил мистер Палмер.

- Именно там. И все-таки я думаю, что у вас есть алиби, потому и отдал вам револьвер. Но послушайте моего совета, юноша: не вздумайте разговаривать с полицией тем же тоном, как со мной. Ничего хорошего из этого не выйдет, подозрения против вас только усилятся. Миссис Фарроуэй, не вижу больше причин задерживаться здесь. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, как меня найти. А этот молодой человек сказал вам сущую правду: предоставьте ему самому принимать решения и позаботьтесь только, чтобы он ничего не знал, ничего не видел и ничего не помнил.

Покончив с целью своего визита, мистер Тодхантер вручил молодому человеку не тот револьвер. Мистер Палмер без колебаний принял его, как собственный, и даже не удосужился осмотреть.

Гордясь собой, мистер Тодхантер эффектно удалился. Жаль, что миссис Фарроуэй узнала правду, это несомненно, но мистер Тодхантер был убежден, что она его не выдаст.

* 2 *

Убийство меняет умонастроение человека. Совершив преступление, он становится другим существом. Возможно, именно поэтому было разоблачено столько убийц: они не предвидели, что преобразятся. В самом направлении их мыслей и чувств произошел перелом, на некоторое время они утратили ориентацию.

Мистер Тодхантер не считал, что он совершил убийство; в глубине души он прекрасно знал, что ничего подобного не совершал. Ведь никому не приходит в голову называть убийцей королевского палача. Мистер Тодхантер на протяжении нескольких недель привыкал к самой идее убийства, перебирал в уме все подробности, и не один раз, а сотню, так что вид крови стал только еще одной деталью вдобавок к нарисованным воображением, но несмотря на это теперь, когда дело было уже сделано, тревожился сильнее, чем прежде. Уверенность, которую он продемонстрировал у миссис Фарроуэй, и душевный подъем, последовавший после обмена револьверами, быстро улетучились. Мистер Тодхантер трепетал, его беспокойство было глубоким и непрестанным. Факт смерти и вид мертвой женщины, которую он же и приговорил к смерти, выбили его мысли из привычного русла.

Однако по всем внешним приметам мистеру Тодхантеру было нечего опасаться. Полиция к нему так и не явилась. Мистер Тодхантер не мог заставить себя читать газеты, даже скупые заметки в "Тайме": все, что имело отношение к убийству, вызывало у него физическую тошноту. Тем не менее было очевидно, что полиция в растерянности - об этом ясно свидетельствовали заголовки статей, которые мистер Тодхантер все-таки просматривал. Нигде не сообщалось ни о каком аресте, самому мистеру Тодхантеру арест тем более не грозил. Постепенно он уверился, что умрет в своей постели, и довольно скоро. Напряжение и бессонница быстро изнуряли его. Через неделю после убийства мистер Тодхантер выглядел постаревшим лет на пятнадцать. И причиной тому были не угрызения совести. Совесть его была абсолютно чиста. Его состарила острая тревога. Мистеру Тодхантеру всегда было свойственно чрезмерно волноваться по пустякам, а теперь он имел полное право изводиться от беспокойства. Ежедневно оно доводило мистера Тодхантера почти до истерики. Он рвался хоть что-нибудь предпринять. Считал, что это его долг. Но что именно? Он не знал.

Некоторое время он обдумывал мысль о чистосердечном признании. Но что в этом толку? Оно никому не принесет пользы. И кроме того, мистер Тодхантер решительно не хотел в тюрьму. Прежде ему было все равно, схватят его или нет. Мысли о тюремном заключении вызывали у него сардоническую усмешку, ибо, конечно, он умрет задолго до казни. Он будет совершенно невозмутим и хладнокровен на заседании суда - уникальное зрелище. Только в интересах семьи он решил отказаться от такого развлечения. Но теперь все изменилось. Он не хотел попасть в тюрьму, не желал, чтобы его судили или вообще беспокоили. Если ему чего-нибудь и хотелось, так это сбежать. Жизнь продолжалась, и он считал, что вправе радоваться последним дням. Но пока его ничто не радовало. Он не мог читать, играть, даже Бах утратил былую прелесть. Казалось, он попал в незримые клещи, выжимающие из него жизненную силу. Подобного ощущения он не испытывал с тех пор, как провел несколько первых ужасных дней в подготовительной школе и осознал, насколько безрадостной может быть жизнь. От всего этого он стремился сбежать. С одной стороны, он чувствовал, что этого-то и не следует делать, но напряжение уже становилось невыносимым.