Валерий Ильичёв - Невольный свидетель

И вспомнив этот случай, Георгий приписал к доносу:

«Этот автор пасквиля ранее говорил о желании достать оружие, чтобы расправиться с обидчиками».

И поставив подпись «Патриот России», Георгий положил сообщение в конверт, написав адрес: НКВД, Лубянка. Затем направился к почтовому ящику. Перед тем как опустить письмо, на мгновение заколебался, но вспомнив торжествующую улыбку Вадима, уводящего у него Людмилу, отправил письмо с доносом в путь.

…Капитан госбезопасности Круглов с тоской читал многочисленные доносы:

«В стране развелось слишком много писак, желающих нашими чистыми руками расправится со своими врагами. На днях один «доброжелатель» сообщил, что его сосед вечерами выставляем в окно патефон и крутит тлетворные западные мелодии, развращая советскую молодежь. Пришлось реагировать на донос завистливого анонима, и сейчас любитель джаза и томных танго ежедневно строем вышагивает на лесоповал».

Капитан устало потянулся и взял со стола очередной донос. Сначала он вчитывался в ровный почерк без особого вдохновения. Сообщалось о сомнениях какого-то студента. В правильности экономических решений партии большевиков. Скучно! Но концовка лаконичного письма, заставила чекиста задуматься:

«Конечно, сокрытие научного трактата в висящем на стене зеркале больше похоже на детскую игру. Но вот упоминание доносчика о желании студента приобрести оружие никак нельзя оставлять без внимания. К тому же, в этом месяце еще не выполнена разнарядка на выявление врагов народа. А по этому письму можно раскрутить дело по подготовке теракта. Пожалуй, проведу срочный арест этого «экономиста» Вадима Сорина. Надо поспешить, чтобы еще успеть встретить приезжающую из деревни тещу».

И Круглов, заказав конвой, выехал в сторону Арбата. Визит сотрудников НКВД застал семью Сориных врасплох. Надеясь на недоразумение, отец принялся горячо защищать старшего сына. Но спешащий встретить родственницу капитан не стал разводить церемонии и направился прямо к зеркалу на стене. Отогнув железные скобы, он вытащил рукопись и насмешливо помахал перед лицом профессора:

— Вот видишь, какого распрекрасного сына ты воспитал. Не хочешь вместе с ним за сокрытие подрывной деятельности загреметь в места не столь отдаленные? А ты, сынок, хоть теперь раскайся и выдай нам пистолет.

— Нет у меня никакого оружия. А статью я написал для себя и не собирался никому показывать.

— Если бы так обстояло дело, то мы бы здесь не оказались. Все, собирай, мамаша, ему вещички. С нами поедет парень.

Уходя в сопровождении конвоя, Вадим повернулся к младшему брату:

— Передай привет моему другу Георгию, только обязательно передай.

Вадим с тоской обвел взгляд уютную обстановку московской квартиры, словно предчувствуя, что никогда больше не вернется сюда. И вновь повторил, как заклинание свое желание передать привет своему другу детства.

Первые месяцы семья надеялась, что недоразумение скоро развеется, раздастся звонок в дверь и на пороге появится живой и здоровый Вадим. Но шли дни, и от арестованного Вадима не было вестей. И профессор решился на отчаянный шаг и обратился за помощью к своему пациенту, высокопоставленному генералу. Но тот лишь грустно покачал головой:

— Савелий Григорьевич, я вам очень благодарен за чудесное исцеление, но об этом не просите. Иначе я сам попаду под подозрение как пособник врагов народа.

Через полгода семье объявили, что Вадим осужден на десять лет без права переписки. И вновь профессор, поддавшись стенаниям несчастной жены, отправился к генералу, надеясь узнать хотя бы лагерь, в который направлен сын. Но генерал только отводил глаза, повторяя, что подобные сведения составляют государственную тайну, и он не вправе ее разглашать. И поняв, что за этим упорным умолчанием скрывается нечто страшное, Савелий Григорьевич спросил:

— Так мне ждать сына хотя бы через десять лет?

— Конечно, всегда надо надеяться на лучшее.

И в этот момент, генерал, заметив, что адъютант отошел к тумбочке за лекарством, резко отрицательно покачал головой. И профессор все понял. Тяжелый камень словно придавил его к земле. Автоматически он проделал привычные медицинские процедуры и направился к выходу. Всю дорогу до дома он ощущал внутреннюю опустошенность, словно в живых не было уже его самого, но перед входом в квартиру Савелий Григорьевич заставил себя собраться и предстал перед домашними внешне вполне спокойным. На бессвязные торопливые вопросы жены, в точности повторил слова генерала: