Марина Серова: Преступление начинается с вешалки

Владимир Семенович действительно нахмурил брови, выслушав мой монолог, но и на сей раз его ответ не поразил меня оригинальностью и широтой словарного запаса.

— Да че ты… в натуре, — снова произнес он и снова замолчал, вероятно, считая список возражений исчерпанным.

— Ну что ж, если вы сейчас свободно располагаете своим временем, — вступил в разговор Евгений Сергеевич, снова выдержав небольшую паузу, — то чем скорее вы начнете расследование, тем лучше.

— Да, конечно. Нам нужно будет заключить договор…

На этот раз, уже, видимо, не в силах сдержать бьющие через край эмоции, Владимир Семенович даже фыркнул.

— Да че ты! В натуре… Договор еще какой-то! Штука баксов — хватит?

— Видите ли, сумма оплаты зависит от продолжительности расследования и…

Да, похоже, выслушивать возражения Владимир Семенович не был склонен даже, как говорится, в проекте. Во всяком случае, лишь только я начала говорить, он не только снова фыркнул, но даже как-то двинул головой, что, по-видимому, означало уже крайнюю степень раздражения.

— Вот упертая, — произнес он, и я мысленно отметила появившееся новое слово.

Евгений Сергеевич беспокойно шевелил ушами, кажется, одновременно желая и не решаясь вступить в разговор, чтобы как-то разрядить обстановку.

— Ну, две штуки хватит? — снова спросил Владимир Семенович, и уже по тону его было понятно, что он делает мне просто из ряда вон выходящее одолжение.

— Хватит, — сказала я, посмотрев на Евгения Сергеевича, который от волнения начал покрываться пятнами.

— Геняша, отсчитай, — произнес Владимир Семенович, тяжело выдохнув воздух, как будто только что взобрался на высокую гору.

На заднем плане возникло какое-то движение, и только в этот момент я поняла, что то, что до сих пор казалось мне широкой ширмой, стоявшей в дальнем, затененном углу «кабинета», на самом деле было Геняшей.

Выйдя на свет и заняв собой абсолютно все свободное пространство в комнате, Геняша вытащил из-за пазухи пачку зеленых и стал ее мусолить, отсчитывая требуемую сумму. Какое-то время в помещении стояла тишина, и было только слышно, как тяжело сопит Геняша, совершая, по-видимому, не самую простую для себя арифметическую операцию.

Наконец нужная сумма была отсчитана, и Геняша снова ушел в тень.

— Ну давай действуй, — напутствовал меня Владимир Семенович.

— Еще один момент, — сказала я перед тем, как уйти. — Мне нужны какие-то ваши координаты, чтобы сообщать о результатах расследования, например, номер телефона или…

— Да, да, конечно, — поспешно проговорил Евгений Сергеевич.

По-видимому, он опасался, как бы я снова не сказала что-нибудь такое, что спровоцирует неудовольствие шефа.

— Запишите номер моего сотового. Можете звонить в любое время.

Забив в трубку номер, я вежливо попрощалась и покинула ресторан.

Ситуация, в которой я оказалась, взяв на себя расследование этого дела, явно требовала дополнительного осмысления. Прежде чем сесть в машину и отправиться домой, я решила немного пройтись, подышать воздухом и хотя бы наметить то, с чего начинать.

Свернув с центральной улицы, на которой был расположен ресторан, на тихую боковую, я безо всякого оптимизма размышляла об этом, так неожиданно свалившемся на меня, неприятном расследовании.

Итак, что же мы имеем? А не имеем мы практически ничего. Кто такая эта Оксана Ширяева? Неизвестно. Каковы были «нюансы» ее «личных взаимоотношений», на которые намекал ушастый секретарь? Неизвестно. Каким образом и по какой причине она оказалась у открытого люка? Неизвестно. И неизвестно также, помог ли ей кто-то в него свалиться или она справилась с этим сама.

В общем, полный и абсолютный ноль, с которого и предстоит начинать расследование.

Однако это было легче сказать, чем сделать. Все данные, которые мне были сейчас необходимы, я могла получить только в одном месте — в нашем городском детском театре, где до своей смерти работала Оксана Ширяева. Но никаких путей и каналов для получения этих данных у меня не было. Я не имела там знакомых, через которых могла бы раздобыть интересующую меня информацию, и не имела актерского образования, чтобы проникнуть туда инкогнито.

Да, ситуация, несомненно, требовала осмысления.

Неспешно меряя шагами улицу, на которую свернула, чтобы уйти от суеты центрального проспекта, я вдруг обнаружила, что нахожусь прямехонько перед входом в тот самый детский театр, которым сейчас были заняты мои мысли.