Тимоти Уилльямз: Черный Август

Миновав три лестничных пролета, они очутились во внутреннем дворике. В падавшем сверху анемично-желтоватом свете электрической лампочки можно было видеть, что ни о самом дворике, вымощенном булыжником, ни о разбитых здесь цветочных клумбах никто не заботится. Треснутые цветочные горшки, куст вьющейся розы, нуждающийся в обрезке. У дальней стены стояла мешалка для цементного раствора: куча цемента была закрыта от дождя куском полиэтиленовой пленки.

– А прокурорша очень симпатичная. Как по-вашему, комиссар?

За деревянными воротами дворика, на площади Сан-Теодоро, завыла сирена «скорой помощи». Пизанелли улыбнулся своей волчьей улыбкой:

– И ноги красивые.

Маленькая дверца в деревянных воротах резко распахнулась, и во дворик ворвались несколько мужчин со складными носилками. На них были круглые белые шляпы, белые халаты и белые ботинки. Следовавший за ними Брамбилла – фотограф из лаборатории – заметил Тротти и Пизанелли. Поднимаясь по лестнице, Брамбилла перешагивал сразу через две ступеньки и чему-то улыбался. Большая фотокамера била его по ляжке.

– Кто она, Пизанелли?

– Прокурорша?

– Покойная.

– Вы ее знали, комиссар.

– Потому ты и оторвал меня от телевизора? – Тротти поглядел на лейтенанта Пизанелли и нахмурился. – Когда человек так изуродован, узнать его нелегко.

– Она была директрисой в школе.

В темных глазах Тротти ничего не отразилось.

– Убийство – не мое дело, Пизанелли. Это работа Меренды: он начальник отдела по расследованию убийств. – Тротти задумчиво развернул леденец и положил его в рот. – Просидеть август в городе… Можно придумать что-нибудь поинтереснее, чем разбираться с трупами. И плясать под дудку Меренды.

– В 1978 году она была директрисой в школе, где училась Анна Эрманьи.

– Кто?

– Анна Эрманьи, девочка, которую похитили. Помните? Вы тогда еще ходили в школу разговаривать с ее учителями.

Во рту у Тротти позвякивал леденец.

– Директриса с пучком.

– Беллони? – Правой ладонью Тротти шлепнул себя по лбу.

– Вы сейчас леденцом подавитесь, комиссар.

– Розанна Беллони? Я и не знал, что она тут жила.

– Лет пять с лишним, комиссар.

– Но труп так… – Тротти замялся. – Когда Дзани сказал, что это синьорина Беллони, я не увидел связи. Она, наверное, располнела.

– Теперь она мертва.

– Почему?

– Почему? – Пизанелли пожал плечами в своей замшевой куртке. – У меня нет магического кристалла. Я простой полицейский, комиссар.

– Кому вообще могла понадобиться смерть Розанны Беллони?

– Будем надеяться, что Меренда это выяснит.

Тротти бросил на Пизанелли еще один колючий взгляд и произнес:

– Я с ней несколько раз встречался. И она мне нравилась. – Он поворочал во рту леденец, вздохнул и утомленно опустился на каменную скамью. – Потом мы потеряли друг друга из виду. Она по-прежнему работала в школе?

– Беллони уволилась лет пять назад. – Пизанелли продолжал стоять. Он кивнул в сторону здания. – Палаццо целиком принадлежит семейству Беллони. Синьорина Беллони занимала только спальню и гостиную.

– Жила почти по-спартански.

– Она никогда не была замужем.

– Досадно. – Вновь Тротти подавил внутреннюю дрожь. – Спасибо, что позвал меня, Пиза.

– Полтора часа назад нам позвонили по 113. Журналист, что живет здесь наверху. На четвертом этаже. – Пизанелли указал на освещенное окно под самой крышей.

– И ты позвонил мне?

– Ведь середина августа, комиссар. А вы с жертвой были знакомы.

– Я не видел ее много лет, – сказал Тротти и добавил: – Этот журналист хорошо знал Беллони?

– Синьорина Беллони иногда уезжала на уик-энд в Милан, у нее там родственники. Он не видел ее несколько дней, забеспокоился, ну а поскольку у него есть ключ…

– Как его зовут?

– Боатти. Джордже Боатти. Вольнонаемный.

– Имя знакомое.

– Его отец в начале 50-х занимался политикой, представлял одну из оппозиционных партий – то ли либеральную, то ли республиканскую. Так что Джордже Боатти – выходец из кругов политических.

– У нас никакого Боатти не было на учете?

– На учете?

– В 70-е годы, в Годы Инициативы. [3]

– Лет десять-пятнадцать назад Джордже Боатти занимался политикой в университете.

– «Лотта Континуа»?. [4]

– Что-то в этом роде. – Пизанелли усмехнулся. – Все мы взрослеем.

Колючий взгляд:

– Ты меня удивляешь, Пиза.

– Рано или поздно все мы взрослеем.

– Рано или поздно?