Владимир Киселев - Воры в доме

- Скажите, граф, - повернулся Дембицкий к Глуховскому, - а во времена Тамерлана тут тоже носили деревянные калоши?

- Не знаю, - холодно ответил Глуховский. - Как вы, вероятно, могли догадаться, в те времена я тут не бывал.

Поручик стиснул зубы, превозмогая желание спросить: а ослы бывали и в те времена?

- Извините, граф, - сказал он. - Просто вы так занимательно рассказывали об Азии...

Он сел на койку, достал из-под подушки зачитанный томик французского романа. Граф собрал бензиновую печку, разжег ее и протянул руки к невидимому пламени.

За брезентовой двойной стеной шумел ветер. Он донес в палатку мерные, глухие удары барабана. Дембицкий переглянулся с доктором, положил раскрытую книгу на подушку. Далекий военный оркестр играл траурный марш.

- Снова кого-то хоронят, - с тоской сказал поручик. - Почему у нас так много смертей? Почему?

Это было в самом деле совершенно непонятно. Армия Андерса, сплошь состоявшая из здоровых, сытых людей, зимой с 1941 на 1942 год прибыла в Среднюю Азию, готовясь отправиться дальше, в Афганистан, в сторону, прямо противоположную той, откуда наступали немецкие полчища. Польские солдаты были отлично обмундированы, получали прекрасную пищу: рис, консервы, шоколад - все английское или американское, все на доллары или на фунты стерлингов. Зима выдалась холодная, и климат почти не отличался от того, к какому солдаты привыкли у себя на родине.

И все же каждую неделю похоронная процессия. Так было в Шахрисябзе и в соседних городках, где стояли части армии. На шахрисябзском кладбище выделили специальный участок для польских солдат. И количество крестов там все росло и росло. А рядом, там, где хоронило своих покойников местное население, могил почти не прибавлялось. Это была военная зима - люди жили впроголодь, много работали, а одежда - вот: ходят в калошах на босу ногу.

- В чем же дело, доктор?

Доктор молчал. Вчера умерли сразу два солдата. Сегодня утром он присутствовал при вскрытии. У одного - язва желудка. Второй - атлет двухметрового роста - не справился с пневмонией.

- Ностальгия, поручик, - сказал он наконец. - Слышали о такой болезни? Тоска по родине.

- Но ведь это, простите, несерьезно.

- Нет, поручик, очень серьезно, - сумрачно возразил доктор. - Люди оторваны от всего, что им дорого. И лишены возможности сражаться за это. При таком моральном состоянии достаточно гриппа...

И мрачно пошутил:

- Не болейте, поручик. Мне совсем не хочется вас вскрывать.

Поручик вдруг поежился, передернул плечами - бррр... И с удивительно приятной, располагающей улыбкой, сразу придавшей его красивому молодому лицу выражение мальчишки, готовящегося напроказить, спросил:

- Нет ли у вас и сегодня спирта, доктор?

- Спирта нет.

Доктор достал вместительную флягу и самодовольно потряс ею.

- Сегодня - ром. Первого класса! Не выпьете ли вы с нами? доброжелательно спросил он графа, уткнувшегося носом в подушку.

- Благодарю вас. Но я не пью спиртного, - сухо отказался Глуховский. Он даже не поднял головы.

Когда на следующий день поздно вечером Дембицкий вернулся в палатку, в ярком химическом свете карбидной лампы он увидел, что доктор сидит на своей койке, сложив по-турецки ноги в толстых шерстяных носках, на голове - вязаный колпак с кисточкой, перед ним фляга и закуска на газете, а койка Глуховского пуста.

- Прошу к столу, - обрадовался доктор. - Вернее, на койку. Не умею пить один.

Он уже был пьян, лицо раскраснелось, покрылось испариной, шея выпирала из воротника мундира.

- Спасибо, - искренне обрадовался поручик. - А где наш граф?

Полковой врач нахмурился, поднял палец.

- Граф болен. Он в лазарете.

- Что же с ним?

- Грипп.

... - Граф Глуховский умер, - сказал доктор просто.

Это было буквально на второй день. Дембицкий непослушными пальцами снял фуражку.

- Еще вчера... Еще позавчера он был здоров, как мы с вами... И умер...

- Все мы так, - мягко прервал его доктор. - Выпьем, мой друг. И не будем говорить об этом.

- Но скажите - почему? Чем он был болен?

- Ностальгия, поручик!

- Какая ностальгия? По какой родине он мог тосковать? Ведь он никогда не был в Польше. Даже родился в Англии.

- Значит, по Англии.

На похороны графа Глуховского приехал сам генерал Витгецкий длинный, тощий, злой, в очках с толстой золотой оправой, с неизменной сигарой в зубах, одетый в непомерно короткую шинель, из-под которой выглядывали штаны с широчайшими - в полштанины - генеральскими лампасами.

До начала похорон генерал сумел привести офицеров в соответствующее настроение: за час он нашел столько недостатков, что на исправление их потребовался бы по крайней мере десяток лет; объявил командирам рот, что их место в обозе, интендантским офицерам - что их давно пора судить, штабных офицеров обругал за отсутствие выправки, и все это скрипучим, отвратительным голосом. Наконец, он отправил под арест обоих часовых у штаба: один не вовремя отдал ему честь, второй был одет не по форме.