Владимир Киселев - Воры в доме

гадину..."

Глава сорок девятая, которая называется "И снится

страшный сон Татьяне..."

Глава пятидесятая, которая могла бы служить эпилогом к

этой книге

________________________________________________________________

Если увидишь гадину, не

раздумывай о том, что отец ее был

гадом, а мать - гадиной, что всю

жизнь обращались с нею гадко и что

вокруг себя она видела

преимущественно гадов, а просто

раздави ее. Если сможешь...

С. К. К о в а л ь,

г е н е р а л-м а й о р

Г л а в а п е р в а я, которая могла бы служить прологом

к этой занимательней книге

Они поклялись именем бога

самой страшной клятвой, что тот, кто

однажды умер, уже не воскреснет

более.

К о р а н, XVI сура, 40 ст.

За окном падал желтый снег.

"Как акрихин, которым доктор пичкает нас для профилактики", - подумал поручик Дембицкий и оглянулся на полкового врача.

На плохом французском языке доктор говорил графу Глуховскому:

- ...Литва... э... отчизна моя... Адама Мицкевича... Мицкевич там родился... Понимаете?

- Так, - отвечал спокойно граф.

- Ты, э... как здоровье. Только тот тебя... э... ценит, кто тебя потерял... Понимаете? Только тот, кто ее потерял, ее ценит.

Полковой врач окончательно запутался во французском языке, где в отличие от польского и родина и здоровье женского рода.

Поручик тихонько хмыкнул: ай да доктор - и внимательно посмотрел на Глуховского.

Граф невозмутимо разбирал никелированную бензиновую печку. Ею обогревали палатку. Части он протирал тряпкой и складывал на газету, расстеленную на койке поверх верблюжьего одеяла.

- Холодно, - сказал доктор. Он мечтательно вздохнул, подергал себя за усы и продолжал: - Литва, Литва. Я тоже родом из Литвы.

Снова вздохнул, на этот раз сочувственно, и спросил:

- Ваши предки владели там, кажется, большими имениями?

- Так, - равнодушно ответил граф.

При свете, проникавшем в палатку сквозь желтые целлулоидные окна, лицо его казалось болезненным, утомленным.

Дембицкий снова повернулся к окну. "Только тот тобою дорожит, кто тебя потерял", - хмыкнул он про себя. Ну и доктор! Графу нечего терять. По-польски он знает только "проше пана". Родился и вырос в Англии. Туда переехали его предки еще в 1749 году. Поссорились с королем Августом Третьим, продали имения и бежали. Граф служил в английской армии, дослужился до подполковника и вдруг перешел в Войско Польское. Патриот черт бы его взял. Знаем мы, что за патриот. Просто негласный наблюдатель. Недаром целыми днями сидит в штабе, ничего не делает - ногти чистит.

Палатка стояла недалеко от склада - за окном прошел часовой в короткой английской шинели, в английском плоском, как тарелка, стальном шлеме, с английской винтовкой. "Недаром перешел к нам из английской армии граф Глуховский", - поморщился поручик.

Офицеры старались познакомиться с графом поближе. Но это никому не удавалось - на все вопросы он обыкновенно отвечал: "да", "нет". Только с Дембицким изредка разговаривал - поручик хорошо изъяснялся по-французски. Однажды граф предложил ему прогуляться. Шли не спеша. Граф, на этот раз необыкновенно словоохотливый, рассказывал, что неподалеку от азиатского городка, где стоит сейчас их часть, родился великий завоеватель древности - Тамерлан. Здесь сохранились даже остатки Ак-Сарая - дворца Тамерлана.

- О Тамерлане, как его называют на Западе, - сказал граф Глуховский, - или Тимур Ленге, хромом Тимуре, сохранилась странная легенда. Рассказывают, что этот человек, совершивший столько завоеваний, кровопролитий и зверств, сидел однажды в своем шатре. И вдруг заметил на кошме муравья. Тимур взял в руки палочку и протянул ее муравью так, что тот взобрался на конец. Он дождался, пока муравей достигнет конца палочки, а затем перевернул ее. Муравей снова полез вверх. Снова и снова Тимур переворачивал свою палочку, и снова и снова карабкался по ней муравей. В легенде спрашивается: у кого же было больше терпения - у муравья или у Тимура?

Они направились к развалинам дворца Тамерлана. Голубые, как небо, невиданной красоты изразцы кое-где выпали из облицовки высокой башни. Глуховский извлек из грязного снега обломок изразца и стал обтирать его своим тонким дорогим платком, разглядывая узор.

- Что вы делаете, граф? - удивился Дембицкий.

- Я коллекционер, - ответил Глуховский сухо. И добавил: - Впрочем, сейчас это и в самом деле не нужно. - Он бросил в снег изразец, а за ним и грязный скомканный платок.

За целлулоидным окном проехал всадник на маленьком ослике. В такт шагу животного он размахивал остроносыми калошами, обутыми на босу ногу. За ним прошел старик в чалме, полосатом халате и удивительных, огромных деревянных калошах на трех каблуках - два спереди и один сзади.