Кирилл Партыка - Подземелье

Прочесали тайгу по пути к озеру, обшарили его берега, обследовали дно.

Результатов никаких.

Ничего существенного не выудив из имеющихся материалов, Сергей задумался.

Ситуация просматривалась, вроде бы, вполне объяснимая. В течение месяца трое безвозвратно пропадают в тайге. Плюс — вчерашнее ночное происшествие.

Завелся-таки, видимо, в окрестностях опасный зверюга. В чем причина его мародерства — пускай выясняют здешние охотоведы. Преступлением и не пахнет. Не милицейское дело. Кому отстрел произвести — найдется. Окончить справку — два часа работы. Ну, день еще для виду покантоваться, а там можно и домой… Но кто его ждет дома? Микита? Миките, чем он дальше — тем спокойнее. Нет уж, пусть порастают быльем кабацкие похождения. Торопится незачем.

Репин дозвонился до шефа, слегка приврав, доложил обстановку и без труда получил согласие на то, чтоб задержаться в Октябрьске.

— Ты у нас еще и следопыт, оказывается, — буркнул Микита. — Ладно, смотри у меня там…

Логинов явился к обеду. Был он не выспавшийся и злой, стянул с плеч кожан, кинул его на стул, с грохотом уселся на свое место.

— Индейцы долбанные! Ну, не видал паршивее народа. Запились совсем, мать их!..

— Что случилось? — осведомился Репин.

— Да, ну их к черту, ёкарный бабай! Я ж с утра мотался в охотхозяйство. Облаву надо делать, ждать, что ли, пока еще кого-нибудь задерет? Да и сезон на носу, надо участки в тайге к зиме готовить. Промысловики в основном аборигены. Так вот, охотнички эти в лес вообще идти отказываются.

— Бастовать не запрещается, — усмехнулся Сергей.

— Смейся! — окрысился Николай. — Хоть бы причина была, а то так, ересь какую-то городят. Боятся, видишь ли.

— Это с чего же они такие пугливые?

— А поверья у них всякие. Считают, что это не медведь безобразит, а кундига. Будто бы за какие-то грехи духи там, или боги ихние насылают проклятье. Становится один из племени кундигой, оборотнем, значит. Наполовину человек — наполовину медведь. И кундига этот людей дерет. Ты вот ухмыляешься, а у нас, видишь, что получается. Без вести пропавшие — раз, случай вчерашний — два. Здесь же в одном конце дунь — в другом все слышно. Народ уже досконально про выпущенные кишки осведомлен. И вот, пожалуйста. Крик подняли в конторе: не пойдем ни в какую! Мы и так, и сяк, убеждали, что сами же без заработка останутся. Бесполезно! Говорят, со стариками советоваться надо. Тяжело с ними беседовать. Но что удивительно, раньше не было такого. Массовый психоз какой-то.

— Плоды просвещения!

— Ага, плоды! Знаешь анекдот? Получил абориген благоустроенную квартиру. Приходит комиссия. В комнате юрта, в ванне рыба засолена, в унитазе ягода замочена. Спрашивают хозяина: ну, ладно, а до ветру-то куда ходишь? А за юрту, отвечает. Я здешний. Помню, пацаном еще был. И обычаи они соблюдали, и природу берегли, не как мы — языком. Честные, аж до смешного иногда. Обманывали их частенько. А пьяные — дурные. Чуть чего — за нож, за ружье… Теперь поиспохабились, водку жрут по-страшному, чуть не с пеленок. Они на это дело послабее нашего. За пойло у них и шкурки, и что хочешь выманивают. Хватает специалистов! Весной, когда промысла никакого нет, поопухают, лазят, как вши по падали, ей Богу! У нас со спиртным и сейчас напряг, а раньше завезут с побережья раз в навигацию и баста. Так они одеколон жрут, стеклоочиститель — что попадет. На путине, пьяные, тонут, в лесу зимой замерзают. Меньше их стало. Кто уехал, кто загнулся, а по пьянке детей не наделаешь.

— Ты уж и нарисовал картину. Прямо геноцид какой-то, — не выдержал Сергей. — И чего ты орешь? Я, что ли, во всем виноват?

— Ты, наверно, в детстве газетки почитывал, — огрызнулся Логинов, — про национальную политику партии и рост благосостояния малых народов. А она, эта политика, вот тут, у меня пред глазами была. А сейчас вообще никакой не стало. Знаешь, почему они сами себе гадят? Потому, что не их эта тайга. И река не их, и все остальное, чем испокон веков жили. Только теперь воровать стало вольготно. Что урвал, то твое.

Прадед мой в двадцатых годах здесь поселился. Говорил, ни мы им не мешали, ни они нам. При мне еще здесь стойбище вниз по речке было. Так первый секретарь райкома дал команду дорогу туда перерыть, товары тамошним отпускать в магазинах запретил, чтоб быстрей, значит, в поселок переселялись. А то ему сверху пеняли, дескать, с пережитками плохо борется. Они не больно ершистые, не бунтовали. Сказали «люминь» — значит «люминь». Оно, вроде, и правильно — просвещение, здравоохранение! Чего только они от этого просвещения спивались да вымирали?!