Андрей Кивинов - Миссия выполнима

Мудролюбова В.П. Подпись.

P.S. Розыск моего мужа прошу прекратить, в связи с его возвращением.

Подпись.

– Мне пива, маленькую.

– А мне «Мартини», хотя…

Жора копается в недрах своего потрепанного бумажника, звеня мелочью, после надсадно вздыхает и уточняет.

– Тоже пиво.

Взяв по бокалу, присаживаемся под зонтик, установленный рядом с кабачком.

– Я окончательно разочаровался в людях, – заявляет Георгий, обмокнув усы в пену, – это больно признать, но, увы… Говеное пиво.

– Ты разочаровался во всех сразу? Или в конкретных персонах?

– Послушай… Что от меня требовалось? Найти Мордолюбова. Так?

– Так.

– Я его нашел. Так?

– Ну, в общем, так.

– Живого и здорового. А меня, вместо того, чтоб сказать спасибо, обвиняют в воровстве, будто я рецидивист какой! Двести тысяч баксов! Это справедливо?! Да я там копейки поганой не взял! Хату, да, попортил немножко, но опять таки, не со зла, а из-за этого очумельца Самоделкина! Его эта хренотень в коробочке все время зашкаливала! Но к брюликам и шубам собольим я пальцем не притрагивался!

– Лично тебя пока ни в чем не обвиняют. Она про маньяка пишет.

– Но был то там я! Значит это удар по моему имижду!

– Имиджу, – поправляю я.

Жора, судя по молниям во взгляде, действительно оскорблен до обиды. В том, что он прихватил на память Мудролюбовское барахлишко, я глубоко сомневаюсь. Иначе сейчас он все-таки заказал бы «Мартини». Но даже не по этому. Жора ментовской крови, пусть немного и разбавленной этиловым спиртом, но ментовской. Не возьмет рубль, не позарится и на миллиард. «Мартини» не в счет.

– А кстати, где муженек то был?

– Да пес его знает… Важен итог. Есть у меня, правда, мыслишка. У него срок по долгам подходил, вот он и нырнул под корягу, а женку заставил вой поднять, мол, пропал без вести.

– Да, но это не избавит от долгов. Не всю же жизнь потеряшкой считаться?

– А кто знает, что будет через год? Или ишак, или эмир…

– Тоже верно.

– А вдова, наверняка, как от нас вернулась, так ему и позвонила в подполье. Приезжай, у нас тут, хм… Нет, не сразу позвонила. Сначала барахлишко свое припрятала… Жили то они без любви, на булавки он ей лишний раз не давал, вот она и воспользовалась моментом, зараза. А на меня свалила.

– Она уже не вдова, – защищаю я Мудролюбову.

– Досадно, кстати. Такая красивая версия обломалась. А Михайло Андреич, как про беду услыхал, пулей примчался, забыл и про долги. Вахтерке по роже заехал, что проспала бандитов. Кстати, заяву с нее надо взять. Палочку срубим по хулиганству.

Жора двумя глотками осушает бокал.

– Дерьмовое пиво. Короче, вывод такой, чем больше людям добра делаешь, все равно – дурак.

Вывод очень правильный, если не грамматически, то, по крайней мере, лексически. Что, несомненно, важней. Особенно, если учесть, что в дураках остался не Жора, а ты. В смысле я. Дело даже не в потраченном на Валерию Павловну времени, не в потерянном при этом положительном образе сотрудника милиции и нервных клетках. На такие пустяки я давным-давно не обращаю внимания. Дело в «фомиче» – ломике, забытым дорогим Георгием в Мудролюбовских апартаментах. «Фомич», как я говорил, изъят у одного ворюги, изъят лично мной, изъят официально, с соблюдением всяких там формальностей. То есть на бирке, приклеенной к ломику именно моя родная фамилия и мой, не менее родной, автограф. И хотя, Жора божится, что фомка провалилась за батарею, и ее не найдут, чувствую я себя как-то неуютно. Опасаюсь за имижд, тьфу ты, имидж. Единственный выход – снова вызывать Мудролюбову, теперь уже с мужем, дактилоскопировать обоих, тырить ключи и бежать к ним в хату за «фомичом». А что делать? Ждать, когда ломик найдется? А он, блин, рано или поздно, найдется… Вывод ясен?

Как утверждал великий пролетарский писатель Горький, лицо – зеркало души. Но познакомься Алексей Максимович с Жорой, он бы подобного не заявил. Да, иногда состояние души Георгия по выражению лица угадать не сложно. Но бывают моменты, когда, посмотрев на моего друга, сразу и не поймешь, то ли женился, то ли зарезал кого. Такая, вот, в глазах бездонная глубина. Не донырнешь. Впрочем, для сыщика высокого класса, каковым Георгий является, это, несомненно, достоинство.

Вот с таким замутненным зеркалом души и заглядывает ко мне коллега в настоящую секунду. Времени – десять утра по Москве, только что закончилась сходка у Шишкина, где шеф ознакомил нас с происшествиями за прошедшие сутки и снял стружку за леность и нерадивость. Последнее он делает всегда, мы привыкли, не спорим и не оправдываемся. Жора плотно прикрывает за собой дверь, присаживается и, помявшись секунду-другую, задумчиво начинает: