Татьяна Устинова - С небес на землю

Катя кивнула молча, как будто Поливанова могла ее видеть, и та поняла.

— Надо же… А я думала, прошло. Срок давности истек. Все долги заплачены. Сколько же можно?..

— Я тоже так думала. Но ничего, ничего не прошло, понимаешь?..

— Нет, — сказала писательница. — Не понимаю. Он тебе жизнь испортил. Ну, не всю, конечно, но какую-то часть точно испортил! И ты его все любишь, что ли?..

Катя только всхлипывала, и слезы лились, падали в чашку, из которой остро пахло больницей.

— Еду! — заключила Поливанова. — Везу этот самый «дом» или, как ее, «вдову»!

— Не надо, — пискнула Катя Митрофанова, но в трубке было уже пусто. Поливанова ринулась ее «спасать».

Повздыхав длинно, с оттягом, Катя глотнула из «больничной» кружки, поперхнулась и долго надсадно кашляла.

А потом перестала.

Ветер за окном все громыхал железом, и, пригорюнившись, она слушала громыхание и думала, что сделано столько ошибок — и все непростительные!.. И ничего не изменить, не поправить. Вот и Береговой ее ненавидит — зачем, за что?! Она всего лишь уволила его, испортив ему жизнь и карьеру!..

Ненавидит так, что готов убить.

Глаза опять налились слезами, горло свело, Катя изо всех сил распрямила спину и быстро задышала.

Было еще нечто ужасное в том, что выкрикивал Береговой — «в запале», сказала писательница Поливанова!.. Ужасное и невероятное настолько, что сознание отказывалось воспринимать. Но что-то же было!..

И это «что-то» обязательно нужно вспомнить.

Теперь ей казалось, что от того, вспомнит она или нет, на самом деле зависит ее судьба.

Катя быстро поднялась и пошла в ванную. В грушевидном антикварном зеркале — подарок Вадима на прошлый Новый год! — отразилось ее зареванное лицо с заплывшими глазами и синими разводами на лбу и щеках. Она рассматривала разводы и думала, что непременно надо вспомнить, но заставить себя мысленно вернуться в «Чили» и пережить все сегодняшнее еще раз никак не могла.

— А что это у вас, матушка, на физиономии? — громко спросила она себя, чтобы не вспоминать. — Трупное окоченение?..

Это было никакое не окоченение, а пятна от чернил, которыми она рисовала на салфетке, а потом утирала слезы, и на осознание этого у нее ушло некоторое время.

Она смыла пятна, опять посмотрелась в грушевидное зеркало и сказала, как давеча:

— Я больше не могу. Я не хочу!..

Нужно позвонить Стрешневу, вот что.

Позвонить и сказать ему , что она ни в чем не виновата! Чтобы хоть он не считал ее сукой и последней дрянью!..

Чтобы… хоть кто-то не считал ее такой!..

— Саша, это я, — бодро сказала она в телефонную трубку, пахнущую больницей. — Как ты поживаешь?..

Стрешнев, кажется, усмехнулся.

— А ты как?

— Я прекрасно, — сообщила Митрофанова. — Ты посмотрел бумаги от Канторовича?..

— Что это такое сегодня было?.. В «Чили»?..

— А что сегодня было в «Чили»? — позабыв о том, что собиралась каяться, Митрофанова ринулась в атаку. — Ничего не было! Я просто не успела тебя спросить, что прислал Канторович!..

— Прислал все, что нужно, — ответил Стрешнев не спеша. — Почему Береговой орал, будто ты причастна к убийству? Не знаешь?..

Вот оно!.. То, что надо было вспомнить!.. Вот то ужасное, от чего наотрез отказывалось сознание!

Да. Да. Береговой во всеуслышание заявил, будто она убивает людей, и поклялся, что он это докажет!..

— Саша, — голос у нее опять повело вниз. — Ты же понимаешь, что все это ерунда! Ерунда на постном масле! Он просто придурок! И был… — она вспомнила поливановское выражение, — и был в запале!..

— Ну, в запале, не в запале, но сказал же!.. Он что-то знает, Катя?..

От его осторожного тона у Митрофановой похолодела спина.

Стрешнев… верит?! Верит, что она может быть причастна к убийству?!

— Саша, ты с ума сошел?! Поливанова тоже говорит, что я…

— Что говорит Поливанова?

— Будто я не хочу расследования и избавляюсь от свидетелей! — выпалила Катя. — Но это же… это же дикость какая-то!

— Поливанова детективы пишет, ей видней. Но история на самом деле странная. Странная, Катя!

— Береговой обозлился, что я его уволила, вот и все!

— Ты его уволила совершенно напрасно, но убийство тут ни при чем!

В голове у нее стучало, и дышать было трудно.

— Ка-ать?..

— Ты где? Далеко? Поливанова сейчас приедет, и ты приезжай тоже. Нам надо поговорить.

— Поливанова приедет? — немного удивился Стрешнев.

Как правило, писатели не приезжали к издателям по ночам, чтобы потолковать по душам. Это было что-то из области фантазий Анны Иосифовны, добивавшейся идеальных, возвышенных отношений на работе и вне ее!..