Наталья Андреева - Обмани меня нежно

Но когда вдруг увидел в одном из залов толстую тетку, одетую, словно какая-нибудь торговка пирожками, с неопрятными волосами, небрежно стянутыми аптекарской резинкой в конский хвост, и в руках у тетки кисть, его передернуло. Кто только не воображает у себя талант! Этак скоро сюда повалят торговцы шаурмой и будут брызгать на холст кетчупом из пластиковых бутылок, щедро заливая свои шедевры майонезом! Безобразие плодит безобразие, и надо положить этому конец.

Он подошел к тетке с твердым намерением ее отчитать, глянул через ее могучее плечо и... замер. На холсте был такой чистый, полный надежды и света пейзаж, что у него на глазах невольно выступили слезы. Нет, она не копию писала. Она думала о чем-то своем, и на холст удивительно точно ложись мазки ее гениальной кисти. Она писала коротко, емко, сочно, краски словно светились изнутри, преображенные ее могучей рукой.

– Вы кто? – спросил он. Голос дрожал от волнения.

– Зоя, – басом ответила она, не отрываясь от картины, которую писала.

Он не посмел ее прервать. Только когда Зоя закончила работу и принялась собирать свой чемоданчик, рискнул подойти.

– Это, должно быть, хорошо продается, – сказал он в надежде сделать ей приятное.

– Это никак не продается, – равнодушно ответила она и пошла к выходу.

– Постойте...

Он побежал за чудом, боясь, что из его жизни сейчас уйдет свет. Уйдет совсем, и больше уже ему не удастся прикоснуться к тайне. Он должен выпытать у нее эту тайну. Как? Откуда? А главное – разве так бывает?

Потом... Потом они сидели в кафе, Зоя с отменным аппетитом поедала пирожные с кремом и запивала их горячим молоком. От нее самой пахло крепкими сигаретами – Зоя всю жизнь смолила «Приму» – и совсем не пахло ни красками, ни детством, как от мальчиков и девочек, мнящих себя великими художниками. Голицын смотрел на нее во все глаза и сам чувствовал себя мальчишкой. Он перед ней благоговел.

Зоя не ограничивала себя в еде, в одежде была крайне непритязательна, и никак не подчеркивала свою причастность к миру, где гармония вполне уживается с хаосом, и все имеет право называться гениальным, к сообществу творцов, к коим она принадлежала по праву таланта. А вот происхождение и подкачало. Зое некому было дать путевку в творческую жизнь, никто из ее окружения никаким боком не соприкасался с миром искусства.

Ее мама, Ольга Афанасьевна, много лет проработала на стройке маляром-штукатуром. Это были истоки Зоиного таланта: малярная кисть, масляные краски в огромных жестяных банках и бутылка с олифой. А также грунтовка и шпаклевка. Папа... Отца она не помнила, но тоже подозревала что-то такое, далекое от искусства. От него Зое досталась мастеровая фамилия Каретникова и довольно-таки редкое в наши дни отчество Фоминична, ставшее впоследствии ее прозвищем.

– Фоминишна, дай на пиво.

– Фоминишна, там тебе шкаф привезли. Прими.

– Фоминишна, а, может, поторгуемся?

Отца Зоя не помнила совсем. То, что он крепко пил, она узнала из рассказов мамы, которая называла его не иначе как «пьянь подзаборная» и «шваль», а иногда «рвань». Жили они в коммуналке, потом Ольга Афанасьевна выслужила отдельную квартиру, однокомнатную.

Есть масса теорий происхождения таланта. И многие уверены в том, что божественная искра может зажечься только в том случае, если для этого есть соответствующие условия, а от осинки не родятся апельсинки. Все это полная чушь, искра может зажечься где угодно, и никаких условий не надо. Условия нужны для того, чтобы из искры возгорелось пламя, хотя бывают характеры настолько сильные, что всю жизнь пробиваются сами. С болью, с кровью, но в одиночку и без всяких условий. Творца такие комбинации, наверное, забавляют. А вложу-ка я в душу сына плотника поэтический дар. Или пусть у простой уборщицы родится балерина, у гениального артиста талантливый повар, а у великой певицы сын, которому медведь на ухо наступил. А дочка маляра-штукатура пусть станет гениальной художницей. И пусть они живут с этим, как хотят. Забавно же!

Зоина страсть к «малеванию» всегда была предметом громких скандалов в семье.

– Занялась бы лучше делом! – орала мать.

Иногда переходила на плач, похожий на рев разбуженной медведицы:

– Зачем я только тебя, дура, родила-а-а-а...

Дочь была ее огромным разочарованием. Некрасивая, толстая, глупая: ведь умный человек не будет дни и ночи напролет заниматься ерундой, училась плохо. У мальчиков Зоя интереса не вызывала по тем же причинам: некрасивая, толстая и глупая. В школе еще было сносно, она даже смогла записаться в художественную студию, где старенький подслеповатый дядечка-художник с ней охотно занимался и научил азам мастерства.