Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

— Нет, Паш, — терпеливо повторяла Татьяна в ответ на все его уговоры. — Провожать меня не надо ни в коем случае. Не умею я правильно вести себя на вокзале. Не нужно. Посидим с тобой сегодня, и забудь обо мне на какое-то время. Ты и так из-за меня столько вынес, бедный мой. — И она ласково провела рукой по его щеке.

— Ну как же ты сама там будешь? — в отчаянии спрашивал Бабуин. — Всех провожают, а ты одна-одинешенька.

— Какая же я одна, если у меня есть ты, старики и твоя служба безопасности в обновленном составе? — захихикала она. — Паш, не морочь себе голову. Я уже со всеми простилась: с Машкой, с тетушками, Геночкой, Аполлинариевичем. Деньги им стану через твой банк пересылать. Я все инструкции расписала в четырех экземплярах плюс еще один — экономке, но ты все-таки присмотри за ними. Они же хуже, чем дети малые.

— Обижаешь, — сказал Пашка. — Само собой. А с красавцем своим, Говоровым, попрощалась?

— Намного раньше, — честно призналась она. — И не смотри на меня так, я не навсегда уезжаю. Смотаюсь на Лазурный берег, съезжу по делам и вернусь. А?

Пашка похлопал ее огромной ладонью по крохотной ручке, наклонился, поцеловал в макушку и, пробормотав: «Я — покурить», вышел из зала, оставив ее за столом в одиночестве. Она сочувственно улыбнулась ему вслед. Ему всегда с ней несладко приходилось, еще со студенческой скамьи.

А Бабуин нервно курил на террасе, смаргивая слезы, и думал о том, что, если не предпринять что-нибудь немедленно и решительно, он опять останется в ее далеком прошлом, в той уходящей жизни, которая, будто старая, изношенная змеиная шкура, уже сползала к ее ногам.

В глазах Татьяны этим вечером плескался свет луны, медленно, словно в менуэте, плывущей над Лазурным берегом.

Серебристый «мерседес» пришлось оставить на углу соседней улицы — обозримое пространство полностью было занято машинами, а тратить драгоценное время на поиски свободного места для стоянки Варчук не хотел. Он захлопнул дверцу, включил сигнализацию и, отодвинув рукав светлого пиджака (выбирала Тото, и потому он его уже полюбил), Николай с тревогой посмотрел на часы. Часы подарил шеф в нагрузку к «мерседесу», мотивируя тем, что его начальник службы безопасности должен выглядеть истинным денди и франтом, а, кроме того, это по дружбе. И опять улыбнулся одними глазами. Забавно, что подарил он золотой «Ролекс», о котором Майор давно мечтал, с тоской заглядывая в витрины шикарных магазинов.

— Коля! — окрикнул его незнакомый резкий голос.

Он нервно оглянулся (сколько-то минут есть в запасе, но лучше бы бежать) и понял, что голос по идее должен быть знакомым. Перед ним стояла его бывшая жена, нагруженная цветастыми пакетами, набитыми всякой всячиной, взъерошенная, запыхавшаяся, в какой-то невразумительной юбке и с волосами, выкрашенными в изумительный цвет. В том смысле, что он глубоко изумлял всякого, кто его видел. А еще Николай понял, что не помнит, как ее зовут. То есть вспомнит, конечно, если хорошенько покопаться в памяти, но для этого необходимо совершить отдельное, специальное усилие.

— Коля?! — изумилась жена, обводя его оценивающим взглядом.

— Привет, — кивнул он.

— Это твой, что ли, «мерс»? — спросила она тревожно.

Он опять кивнул.

— Что ты киваешь, как слон? — рассердилась «бывшая». — Хоть пару слов скажи. Не чужие вроде. Спроси меня, как, что? Тебе неинтересно, что ли, как я живу? Да, вот что, Коля, подкинь меня, а то совсем замоталась с этими сумками.

И она решительно двинулась к автомобилю.

Варчук еще раз изумился цвету ее волос и, кивнув на прощание: «Пока», быстрым шагом отправился к центральному входу на вокзал, где его уже поджидал нетерпеливый шеф. По дороге он вспомнил, что когда-то хотел припомнить ей слова, сказанные при разводе, уточнить, что «все еще не пристрелили», и подумал, что Тото, как всегда, права. Тем вечером, когда она присела к нему на скамейке, они говорили не только о ее, но и о его жизни. И она сказала, что случай отплатить жене обязательно предоставится, вот только когда это произойдет, ему это будет совершенно не нужно. Потому что ему до него, тогдашнего, обиженного женой, не будет ровным счетом никакого дела.

Варчук легко бежал к вокзалу, все дальше оставляя за флагом не только растерянную женщину, с которой когда-то по ошибке делил постель, но и себя самого, пятилетней давности. И ему доставляла огромное удовольствие сама мысль о том, что они больше никогда не встретятся.