- Он один работал над всей серией?
Вайнинг рассмеялся. Глазки его метнулись в сторону.
- Боже мой, разумеется, нет. Там еще с полдюжины режиссеров и я главный продюсер - словом, нас, естественно, целая группа. Но передачу готовил Редвин, он делал всю черновую работу.
- А о чем эта серия? - спросил Шон, обращая внимание не на слова Вайнинга, а на тон, которым они были сказаны. Почему вдруг атмосфера в кабинете так изменилась?
Вайнинг развел толстенькими ручками.
- О Британии семидесятых. Нашей распоясавшейся Британии. Только... вовсе необязательно одобрять все это, не так ли? - Он взял со стола карандаш, осторожно сжал его в ладонях, откинулся в кресле. - Нас, телевизионщиков, часто обвиняют в том, что мы вечно вскакиваем на запятки колесницы, что мы портим людям вкус. Знаете, это не всегда так. У некоторых из нас есть чувство ответственности. В нашей серии мы как раз хотим проколоть шарик. Показать зрителям, как все обстоит на самом деле, и спросить их - уверены ли они, что хотят, чтобы все обстояло именно так? Вайнинг поставил карандаш на попа. - Это может возыметь действие. Будем об этом молиться. Иногда чувствуешь себя как Лот в Содоме. - Он улыбнулся не без осуждения, глаза его практически исчезли в складках жира. - Но я слишком серьезно настроен, инспектор. Может быть, вы за то, чтобы продолжалась эта распоясавшаяся гульба?
- Ну что вы, - заметил Шон.
- Вы знаете, когда-нибудь веселье должно прекратиться. - Карандаш упал с негромким резким стуком. - Раз - и все. Ему на смену придет похмелье. И тогда все эти людишки с Карнейби-стрит, из стрип-клубов, все эти аристократы-фотографы, принцессы из мира мод и миллионеры от поп-музыки нам не помогут. Они не станут платить по нашим счетам, когда заявятся иностранные кредиторы. Боюсь, нам предстоят весьма неприятные времена, инспектор, если мы в ближайшее время не прекратим веселиться и гулять. Вайнинг снова улыбнулся.
- А как сюда вписываются иммигранты?
- Вот этот вопрос, инспектор, мы обязаны задать себе. Как они сюда вписываются? - Глазки скользнули в сторону, затем уставились на Шона. - Я вас не шокирую?
- Нет, - ответил Шон, не понимая, в чем дело.
- Обычно подобные вещи громко не говорят. Но ведь это же один из симптомов нашей собственной гибели: пока идет утечка наших лучших мозгов в Америку, Австралию, Южную Африку, мы импортируем - сколько их уже в Англии: два миллиона, три? - отбросы из Азии и с островов Карибского моря! Неграмотных, больных, ни на что не годных людей, большинство из них даже по-английски не умеют говорить!.. А сколько у вас, полицейских, из-за них работы? - Он поднял брови в ожидании ответа. Шон понимающе кивнул. Значит, Вайнинг и Мэри Редвин заодно? Обоим под кроватью мерещатся азиаты?
- Извините, я сел на своего любимого конька, - продолжал Вайнинг. Разумеется, с экрана такое прямо говорить нельзя. Но можно бесстрастно изложить факты, посоветовать, указать на определенные явления. Будем надеяться, наших зрителей можно даже кое в чем убедить. - Дверь открылась. А, Ева, заходите. - Та самая девушка с похорон в крестьянской расшитой блузке и юбке: блузка с глубоким вырезом, обнажавшим гладкие полные плечи, красиво посаженную прекрасную шею. Когда Ева повернулась к Шону, держа в руках кипу оранжевых и фиолетовых папок, он встал. Зеленые глаза узнали его, на секунду расширились от неожиданности, страха, темные полные губы приоткрылись. Шон заметил, как ее обнаженные руки крепче обхватили папки, прижали их к груди. Одна папка выскользнула, начала падать. Шон поймал ее его пальцы задели гладкую теплую руку девушки.
- Инспектора Райена особо интересует передача о цветных иммигрантах, сказал Вайнинг.
- Как раз то, что я искала, - ответила с легким акцентом девушка тихим голосом, почти шепотом. - Поэтому я так и задержалась. Она лежала отдельно от других. - Говоря это, Ева не сводила глаз с Шона.
Шон посмотрел на папку, которую держал в руках; она лежала сверху кипы. "Британия 70-х - иммигранты". Зазвонил телефон.
- Извините, - сказал Вайнинг. - Да, Вайнинг слушает.
Шон взглянул на девушку: любовница Редвина? Если да, тому повезло. Красота не современная, но способная заставить мужчину кинуться в омут. Не это ли произошло и с ним? Его пальцы до сих пор чувствовали теплоту ее руки, богатство плоти, щекотавшее ему нервы. Он поднял глаза от ее рук, сжимавших папки в ярких обложках, - пальцы Евы касались плавного изгиба шеи над вырезом блузки - к ее лицу. Чего она испугалась? Его? Но в глазах ее был не только страх.
Читать дальше