Варвара Клюева - Не прячьте ваши денежки

Минут десять мы с Генрихом безуспешно пытались растолкать Прошку.

— Ладно, пусть его! — сдалась я наконец. — Вернутся Леша с Марком, уж они ему выдадут за то, что отпустил нас одних!

Угроза подействовала мгновенно. Прошка скатился с дивана как ошпаренный.

Когда мы поднялись в квартиру Вероники, трое коротко стриженных молодцев уже шуровали там вовсю, прекрасно обходясь без понятых. Наше появление их нисколько не обрадовало. Один хмуро оглядел нас с ног до головы, попросил вывернуть карманы и усадил в холле на диване, строго предупредив, чтобы там и оставались. Верный себе Прошка попытался развлечь троицу веселым трепом, но несколько неодобрительных взглядов охладили его энтузиазм. Нам оставалось лишь сидеть и наблюдать, как суровая троица с ловкостью фокусников перебирает предмет за предметом, тут же возвращая их на места. Один из них перетряс все книги в гостиной и скрылся в темной комнате, которая служила Веронике гардеробной.

«Жаль, этот не треснется, — лениво подумала я и потерла лоб, вспомнив набитую в субботу шишку. — Может, маленькая житейская неприятность добавила бы полицейскому роботу человечности. Кстати, куда они ее, такую здоровущую, подевали? Не иначе, предыдущая бригада прихватила с собой в качестве стройматериала. Оперативно работает наша милиция, ничего не скажешь!»

Тем временем второй «фокусник» закончил осмотр гостевой комнаты и перешел на кухню, а третий занялся холлом. Через несколько минут он предложил нам встать, пошарил в складках кожаного дивана, одним мощным рывком отодвинул пухлого гиганта от стены, проверил, не отстает ли плинтус, пошарил рукой по обоям и громко объявил:

— Я закончил!

— Я тоже, — откликнулся его товарищ и вышел из темной комнаты. — Пойду, посмотрю, что там у Серого.

«Подходящее имечко для бойца незримого фронта!» — одобрила я мысленно. Богатое воображение тут же нарисовало мне картину, которую я когда-нибудь, возможно, запечатлею на полотне: хмурое туманное утро, а может, вечер, и над серым городом строгими рядами и шеренгами парят безликие серые ангелы, и у каждого над головой серый нимб с козырьком от форменной фуражки.

Кухонный Серый ничего не нашел.

— Не расстраивайся, — прошептал мне на ухо Генрих. — Это еще ничего не значит. Может быть, Вероника хранит книжку на работе.

Я прикусила губу и кивнула. Раскисать нельзя — душевными терзаниями Веронике не поможешь.

Серая троица вышла в холл, еще раз смерила нас с ног до головы недружелюбным взглядом, но, поскольку скудость нашей одежды не оставляла сомнений, что мы не прячем под нею базуку или хотя бы пистолет, нас отпустили с миром.

— Это не по правилам! — возмущался Прошка, когда мы возвращались домой. — Они должны были составить протокол и дать нам подписать!

— Скажи спасибо, что тебе не дали пинка, — философски заметил Генрих и рассказал эпизод, на этот раз о приятеле, которого однажды пригласили присутствовать при досмотре мертвецки пьяного гражданина. Когда приятель, невзирая на выразительные подмигивания служителей закона, отказался подписывать протокол, где утверждалось, что, когда гражданина привели в участок, он был гол как сокол, у строптивого понятого мигом обнаружили в кармане ручку-пистолет. Как она туда попала, неизвестно, но в итоге приятель Генриха заплатил за свою принципиальность около тысячи долларов. Таким оказался суммарный гонорар адвоката, который год спустя добился прекращения дела «за недоказанностью».

Леша и Марк уже ждали нас дома. К счастью, недолго, потому что задержались, врезая мне новый замок. Они подтвердили, что из квартиры ничего не пропало, даже старинная золотая брошь с сапфиром, которую покойная бабушка подарила мне на шестнадцатилетие.

— Но половину посуды тебе придется заменить, — предупредил Марк. Взломщик не утруждал себя, доставая из буфета по тарелочке, просто вынул полки вместе со всем содержимым, и посуда, естественно, попадала на пол.

— Ты должна позвонить маме, — сказал Леша. — Она оставила на автоответчике аж три сообщения и в последний раз говорила очень сердито.

Я с сомнением посмотрела на часы, прикидывая, сколько времени сейчас в Торонто.

— Давай-давай звони, не раздумывай! — насел Прошка, немного знавший мою маму и потому представлявший, чем может обернуться ее сердитость.

Я послушно побрела к телефонному аппарату.

Первую половину нашего разговора я опущу. Скажу только, что при первых раскатах маминого голоса мысль о счете, который телефонисты предъявят Марку за этот международный разговор, мгновенно вылетела у меня из головы. Вторая половина была более содержательной.